Что такое антисоветизм

Антисоветизм — система взглядов, направленных против советского строя и связанной с ним социальной системы. При этом одни называют антисоветизмом любое несогласие с действиями советской власти и последующее осуждение этих действий, а другие — ненависть к советскому обществу в целом. Иногда антисоветизм рассматривается как частный случай антикоммунизма.

Основные ситуации употребления:

• антисоветизм во внешней политике — последовательное противостояние Советскому Союзу на международной арене (Фултонская речь Уинстона Черчилля, холодная война);
• антисоветизм как вооружённая борьба против советской власти (белое движение, «лесные братья», Украинская повстанческая армия);
• антисоветизм как оппозиция (подлинная или мнимая) советской власти или отдельным проявлениям советского режима (диссидентство); в СССР этим словом нередко обозначалось любое несогласие с действиями КПСС и правительства СССР.

Формы борьбы с антисоветизмом внутри страны

Характерной чертой любого недемократического режима является наличие в его уголовном законодательстве норм, по которым можно преследовать инакомыслящих. В СССР таковыми были такие политические статьи как «антисоветская агитация и пропаганда» и «клевета на общественный строй». По ним судили диссидентов, критиковавших режим за нарушении прав человека и отступление от собственной конституции. В СССР «антисоветская агитация и пропаганда» считалась уголовным преступлением. Это выражение вошло в уголовный кодекс при Н.С. Хрущёве вместо более раннего «контрреволюционная агитация», хотя сам термин употреблялся и ранее.

Стремясь создать новое общество и определяя контуры его будущего устройства, руководители советского государства настороженно относились к инакомыслию, к идеям, отличным от принятых правящей партией. Н.А. Бердяев, анализируя противоречия марксистской доктрины, отмечал, что «марксизм не хочет видеть за классом человека, он хочет увидеть за каждой мыслью и оценкой человека класс с его классовыми интересами» (Бердяев Н. Философия неравенства).

Так, например, обвинения, которые выдвигались против верующих, почти всегда основывались на политических статьях — статья 58, пункт 10 и пункт 11, то есть антисоветская агитация и пропаганда, совершенные в одиночку или в составе других лиц. Агитацией уже считалось, если человек, например, говорил, что в Советском Союзе существуют гонения на верующих. Так как официальная пропаганда утверждала, что их нет, значит, если кто-то говорит, что гонения есть, он занимается антисоветской пропагандой. Когда келейник епископа Гермогена (Долганева) указал красногвардейцу на кражу тем панагии епископа, красногвардеец заявил, что, если келейник расскажет об этом, то это будет расценено как клевета и контрреволюционная пропаганда. Любой упрек властям в неправомерных действиях, критика режима или обличение его деятелей трактовались властями как клевета и агитация против советской власти.

Советская власть подразумевала однородность, монолитность общества с единой государственной идеологией. Поэтому реальными правами могло обладать исключительно государство. Его диктат распространялся на все сферы жизни человека, включая его мысли. А мысль, в свою очередь, не является свободной, если она не может быть высказана без неблагоприятных или опасных для человека последствий.

Исходя из данного положения, советское руководство не приветствовало оппозиционность и даже многие проявления индивидуальности. Формально не отвергая прав и свобод личности и декларируя их в своих конституциях, власть не стремилась обеспечить политическую свободу, плюрализм, возможность для каждого гражданина иметь свои мнения и убеждения. Преследование инакомыслия сохранялось долгие годы после ликвидации сталинского режима.

К формам нарушения свободы мысли относились и имевшие широкое распространение формы понуждения людей (зачастую носящего массовый характер) высказывать мнения, не соответствующие их мыслям и убеждениям. Социальный характер коммунистической доктрины подразумевал наличие классового врага как вне советского общества, что вполне понятно, так и внутри его.

Политика советского руководства по отношению к инакомыслящим на всем протяжении существования социалистического государства была однозначной — подавление и пресечение. Менялись формы, но суть оставалась неизменной. Законодательство было неумолимо к оппозиции, поскольку она представляла угрозу существованию системы. Политика советского руководства по отношению к оппозиции во многом определялась идеологией. Хрущевская «оттепель», вызвавшая либерализацию во всех сферах жизни, смягчила отношение и к инакомыслию; «завинчивание гаек» в последующее время определило усиление репрессий в отношении диссидентства. В то же время политика партии и правительства по отношению к инакомыслящим отличалась гибкостью и продуманностью. Большая роль в этом принадлежала внешнему фактору, с которым приходилось считаться руководству страны.

Поскольку главным методом борьбы с внутренним врагом являлось насилие и понуждение, то это обуславливало неизбежное укрепление и расширение «силовых» ведомств — армии, милиции, органов государственной безопасности и т.д.

Деятельность антисоветчиков, как правило, классифицировалась советским законодательством как особо опасное государственное преступление. Под этим понималось общественно опасное умышленное деяние, направленное на подрыв или ослабление советского общенародного государства, государственного или общественного строя и внешней безопасности СССР, совершенное в целях подрыва или ослабления Советской власти.

Особо опасные государственные преступления «в силу их специфического социально-политического содержания и направленности на важнейшие блага советского народа» признавались обладающими исключительно высокой общественной опасностью. Советские юристы были единодушны в оценке мотивов преступлений подобного плана: «В нашей стране нет социальной почвы для совершения такого рода преступлений. Они могут быть совершены, как правило, представителями иностранных враждебных организаций и разведок, которые засылаются в нашу страну» (Загородников Н.И. Советское уголовное право. М.: Юрид.лит., 1975. С. 243).

Борьба с диссидентством велась в двух основных формах: прямое воздействия в виде постановлений, указов и непосредственно карательной политики (проводником которой являлся в основном КГБ), направленной на собственно ликвидацию инакомыслящих или их запугивание, и сильнейшая идеологическая пропаганда, имевшая своей целью дискредитацию оппозиции.

Инакомыслящие подвергались следующим видам наказаний: лишение свободы в виде заключения в тюрьму или исправительно-трудовую колонию; условное осуждение к лишению свободы с обязательным привлечением к труду и условное освобождение из лагеря с обязательным привлечением к труду, при этом место работы и место жительства определялось органами внутренних дел; ссылка; высылка; исправительные работы без лишения свободы — работа на своем предприятии (или на указанном правоохранительными органами) с вычетом из зарплаты до 20%. Для осуждения диссидентов использовалось более 40 статей УК РСФСР, в республиканских УК менялся лишь номер статьи, содержание было идентичным: 64 — Измена Родине; 65 — Шпионаж; 66 — Террористический акт; 70 — Антисоветская агитация и пропаганда; 72 — Организованная деятельность, направленная к совершению особо опасных государственных преступлений, а равно участие в антисоветской организации; 79 — Массовые беспорядки; 80 — Уклонение от очередного призыва на действительную военную службу и т.п.

Самой «употребительной» статьей, по которой проходили диссиденты, была ст.70 УК. Данное особо опасное государственное преступление относилось к виду преступлений, посягающих на политическую систему СССР. Еще В.И. Ленин во время разработки первого советского УК в наброске одной из статей о государственных преступлениях оценил антисоветскую агитацию и пропаганду как одно из самых опаснейших преступлений (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.45. С. 190). «Удобство» данной статьи заключалось в том, что под антисоветскую агитацию и пропаганду при желании можно было подвести практически любое высказывание, любую цитату. Антисоветская агитация и пропаганда понимались как «распространение разными способами сведений антисоветского содержания с целью подрыва или ослабления Советской власти или совершения отдельных особо опасных государственных преступлений, либо распространение в тех же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, либо распространение, изготовление или хранение в тех же целях литературы того же содержания» (Загородников Н.И. Советское уголовное право. М.: Юрид. лит., 1975. С. 251). Агитация и пропаганда могли проводиться в устной и письменной форме. Законодательство подчеркивало, что рассматриваемое преступление могло быть совершено и в виде изготовления и хранения антисоветской литературы. Литература определялась как листовки, брошюры, изданные типографским способом, рукописные, отпечатанные на ротапринте, фотоспособом и т.д. Хотя способ изготовления литературы для квалификации действий виновного не имел формально существенного значения, часто это подавалось как отягощающее обстоятельство. Под изготовлением литературы понималось как авторство, так и чисто техническое ее изготовление путем печатания, фоторазмножения и пр., исполнение карикатур, рисунков, плакатов и т.д. Интересно, что редактирование также классифицировалось как изготовление. Распространением считалась передача данной литературы третьим лицам посредством рассылки по почте, подбрасывания в почтовые ящики и в общественных местах, расклеивания и т.д.

Данное преступление считалось более тяжким, если преступные действия совершались с использованием денежных или иных материальных средств, полученных от иностранных организаций или лиц, действовавших в интересах этих организаций, либо лицом, ранее осужденным за особо опасное государственное преступление, причем судимость за это преступление не снята и не погашена в установленном законом порядке.

Советский закон предусматривал ответственность и за организационную антисоветскую деятельность. Выделялись следующие виды данной деятельности: организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению особо опасных государственных преступлений; организационная деятельность, направленная на создание антисоветской организации; участие в антисоветской организации. Опять же, в случае необходимости, ст. 72 могла быть применена к достаточно широкому кругу лиц. По законодательству, преступление образовывал сам процесс осуществления организационной деятельности. Под преступной антисоветской организацией понималась группа, состоявшая из двух и более лиц.

25 декабря 1958 г. 2-ая сессия Верховного Совета СССР пятого созыва приняла Закон об уголовной ответственности за государственные преступления, который имел два раздела: «Особо опасные государственные преступления» и «Иные государственные преступления». Данный закон отказался от термина «контрреволюционные преступления». Наряду с уголовно-правовыми средствами борьба с особо опасными государственными преступлениями велась и посредством предупредительной работы. В частности, основное внимание сосредоточивалось на индивидуальной воспитательной работе с «политически незрелыми лицами, становящимися распространителями империалистической клеветы, всяческих слухов о неблагополучии дел в социалистическом обществе» (Советское уголовное право: Особенная часть. М., 1988. С. 24).

Работу по пресечению «идеологических диверсий противника» органы КГБ проводили совместно с партийными, советскими, профсоюзными и комсомольскими организациями. Для координации деятельности этих органов по борьбе с деятельностью империалистических разведок при областных комитетах КПСС создавались идеологические комиссии (советы). В состав комиссий (советов) входили представители партийных, советских, комсомольских органов, госбезопасности, Управления охраны общественного порядка и пр.

В качестве основных задач идеологической комиссии (совета) ставились следующие:

• «разработка и согласование мероприятий по ограждению советских граждан в период их нахождения за пределами Родины от идеологических диверсий и других провокационных действий со стороны разведывательных органов противника»;
• «осуществление мероприятия по использованию выезда трудящихся области за границу для пропаганды советского образа жизни и разоблачения буржуазной идеологии»;
• «проведение мероприятий по обслуживанию иностранцев», прибывавших в СССР и оказанию соответствовавшего идеологического воздействия на них.

Программа Коммунистической партии Советского Союза, принятая на ХХII съезде КПСС, закрепила положение о том, что в обществе, строящем коммунизм, не должно быть места правонарушениям и преступности и что уже на современном этапе созданы условия для ликвидации преступности и устранения всех причин, ее порождающих. Однако дальнейший опыт показал нереальность решения поставленной задачи.

Смещение Хрущева и приход к руководству нового лидера Л.И. Брежнева обусловили изменения во внутренней политике СССР. На развитие государственного механизма повлияло преимущественно два момента. Уже в середине 60-х гг. многие хрущевские преобразования были пересмотрены, и государственный механизм вернулся в основном к тому, что было десять лет назад. Вторым моментом, повлекшим за собой некоторые, довольно ограниченные изменения, было принятие новых конституций Союза и республик. Характерной чертой развития государственного механизма являлось усиление партийного руководства. Казалось бы, что уже в предыдущие годы такое руководство стало всеобъемлющим, но партийная верхушка выдвинула этот лозунг в качестве официального и последовательно проводила его в жизнь.

В 1966 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета РСФСР «О внесении дополнения в Уголовный Кодекс РСФСР», дополнявший главу 9 «Преступления против порядка управления» УК РСФСР статьями 190-1, 190-2, 190-3 следующего содержания: «190-1 — Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский, государственный и общественный строй»; «190-2 — Надругательство над Государственным гербом и флагом»; «190-3 — Организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок».

В. Буковский расценивал данные изменения в УК так: «В 66-м году советская власть решила провести эксперимент: раскидать диссидентов по уголовным лагерям. Идея была в чем? Пусть их уголовный мир и уничтожит. И они ввели 190-ю статью. Она мало чем отличалась от 70-й, но зато стояла в другой главе Уголовного Кодекса. А по той главе надо было ехать в уголовный лагерь» («Я вдруг расцвел в удивительно сжатые сроки»: В. Буковский в беседе с А. Карауловым // Независимаягазета. 31.01.92. С. 7).

Статья 190, действительно, содержала, на первый взгляд, небольшое различие в сравнении с 70. Дело в том, что субъективная сторона антисоветской агитации и пропаганды могла быть выражена в виде прямого умысла и характеризоваться специальной целью — подорвать или ослабить советскую власть или призвать к совершению отдельных особо опасных государственных преступлений. Наличие данной специфической цели отличало данный вид преступления от разного рода высказываний, выступлений, ошибочных суждений, свидетельствовавших о неверном понимании некоторыми лицами происходивших событий, политики партии и пр. Именно в случаях систематического распространения лицом хотя бы и без антисоветских целей в устной или письменной форме заведомо ложных измышлений, порочивших советский государственный и общественный строй, возможно было привлечение виновных к уголовной ответственности по ст. 190 УК (в основном — ст. 190-1).

11 июля 1969 г. были введены в действие Основы исправительно-трудового законодательства Союза СССР и союзных республик. 10 декабря 1970 г. был принят Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, регламентировавший исполнение лишения свободы, ссылки, высылки и исправительных работ без лишения свободы. В 1968 г. в колониях отбывали наказание 99,7% осужденных к лишению свободы (Шмаров И.В., Кузнецов Ф.Т., Подымов П.Е. Эффективность деятельности исправительно-трудовых учреждений. М., 1969. С. 143).

В 1975 г. Президиум Верховного Совета РСФСР принял два Указа: «О внесении изменений в ст. 209 УК РСФСР» и «О признании утратившими силу Указов Президиума Верховного Совета РСФСР об ответственности лиц, уклоняющихся от общественно полезного труда и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни». Карательным органам, в принципе, ещё в большей степени развязали руки: если раньше для осуждения инакомыслящего или другого лица, уклонявшегося от общественно полезного труда, необходимым условием выступало ведение им «паразитического и антиобщественного» образа жизни, то теперь стало достаточно лишь «паразитического» существования (Хроника текущих событий [далее — ХТС]. — 1975. — Вып. 37. — С. 73-74).

Правила содержания заключенных в лагерях также подвергались постоянному ужесточению. В 1972 г. МВД СССР утвердило Правила внутреннего распорядка исправительно-трудовых учреждений, устанавливавшие нормы приема осужденных в учреждения, правила их поведения во время работы и отдыха, перечень работ и должностей, на которых запрещалось использование осужденных, перечень и количество предметов и вещей, которые они могли иметь при себе, порядок изъятия запрещенных предметов, правила проведения проверок, свиданий, приема и вручения осужденным посылок, передач, бандеролей и корреспонденции, перечень и количество продуктов питания и предметов первой необходимости, разрешаемых к продаже осужденным и т.д. В целом циркуляр 1972 г. был несколько жестче, нежели действовавшее до этого Положение 1961 г.

В 1977 г. был изменен текст ст. 23 «Лишение свободы» в УК РСФСР. В отличие от прежней редакции, в которой не выделялись категории заключенных в зависимости от вида совершенного преступления, здесь указывалось, что осуждавшиеся за особо опасные преступления отбывают наказание в колониях особого режима (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 февраля 1977 г.).

Советское руководство использовало в своей карательной практике и менее радикальные средства. 25 декабря 1972 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ N 3707-VIII «Об объявлении предостережения как профилактической меры». «Предостережение» выносилось за написание «криминальных» писем, документов, нарушение общественного порядка и т.д.. В 1972 г. была утверждена и новая «Инструкция о порядке присуждения ученых степеней и званий». По Инструкции ВАК наделялся правом лишать ученых степеней и званий «за антипатриотическую деятельность». В 1973 г. на основании данного циркуляра А. Болонкин, В. Лисовой и К. Любарский были лишены своих ученых степеней. В 1979 г. на собрании профессорско-преподавательского состава Института повышения квалификации руководящих работников Министерства бытового обслуживания РСФСР было принято ходатайство об увольнении П. Егидеса, одного из редакторов журнала «Поиски», и о лишении его ученой степени кандидата философских наук.

При удобном случае руководство могло и «заигрывать» с оппозиционерами. Так, в 1972 г. В. Чализде, член Комитета защиты прав человека, получил разрешение выехать на три месяца в США для чтения лекций о правах человека в СССР; Ж. Медведеву была предоставлена возможность выехать на год в Англию для научной работы. В 1977 г. П. Григоренко получил разрешение на выезд в США в частном порядке для проведения операции предстательной железы. Правда, мотивировка властей диктовалась не только альтруизмом: по заключению советских властей, Григоренко действительно нуждался в операции по состоянию здоровья. Возможный неудачный исход операции, если бы она проводилась в СССР, мог вызвать кривотолки и политически невыгодный резонанс.

В 70-е гг. в советском уголовном праве обозначилась тенденция к смягчению уголовной ответственности за малозначительные деяния. Так, в 1970 г. в УК РСФСР была введена новая, более легкая, чем лишение свободы, мера наказания — условное осуждение с обязательным привлечением к труду. Но она не была распространена на лиц, осужденных за особо опасные государственные преступления, к которым обычно причисляли диссидентов. За особо опасные преступления устанавливались суровые меры ответственности. В 1973 г. законодательство установило суровые меры наказания (вплоть до смертной казни) за угон воздушного судна.

В своей практике советские власти использовали так называемые «косвенные» репрессивные действия: увольнение с работы, понижение по службе, исключение из партии, осуждение общественности, анонимные угрозы по телефону, непосредственные физические расправы с целью запугивания, отключение телефонов, недоставки телеграмм и писем и т.д. Эти действия были отработаны и применялись издавна. Еще в 1956 г. электромонтажник завода «САМ» г. Пензы М.И. Кабанов, член КПСС, участник Великой Отечественной войны, «страдая душевным заболеванием», открыто выражал среди коллектива работников своего цеха несогласие с политикой партии и правительства. В частности, он утверждал, что в советском государстве существуют два класса: эксплуататоров — министры, директора заводов, врачи, педагоги, руководители учреждений; и эксплуатируемых — уборщицы, рабочие и некоторые другие. Кабанов отрицал равноправие женщин, экономическое равенство в СССР. «Со стороны партийной организации и Заводского райкома КПСС с т. Кабановым неоднократно проводились собеседования по всем этим вопросам с приведением примеров и фактов, подтверждающих осуществление марксистско-ленинского учения в практической действительности, однако убедить его не удалось». И лишь только после длительной предварительной работы его исключили из партии, изменив затем постановление Заводского райкома партии об исключении на «считать: автоматически выбывшим из членов КПСС».

В 1969 г. появился роман официально одобряемого писателя В. Кочетова «Чего же ты хочешь?» Буквально сразу же в Москве распространились две пародии на данное произведение, авторами которых, по сообщению КГБ, являлись писатели С. Смирнов и З. Паперный. За такую вот «невинную» шалость З. Паперный был исключен из членов КПСС за «недостойное коммуниста поведение».

В разное время отключение или снятие номеров телефонов производилось у А. Зиновьева, Ю. Шихановича и др. Причем ст.74 «Устава связи СССР» предусматривала отключение телефона за использование его в целях, противоречивших государственным интересам и общественному порядку.

Не оставляла в покое советская власть и «подписантов»: их постоянно «профилактировали». От «подписантов» требовалось раскаяние. Когда после пленума ЦК в апреле 1968 года начались гонения на тех, кто посмел выступить в защиту законности и прав человека в СССР, были исключены из партии и сняты с работы Л. Алексеева — историк, редактор издательства «Наука», И. Яхимович — председатель колхоза «Яуна Гарда» (Латвия) и др.; уволены с работы П. Григоренко — бывший генерал-майор, мастер строительно-монтажного управления, П. Литвинов — преподаватель физики Московского института тонкой химической технологии и др.; исключены из партии Ю. Карякин — публицист, И. Шафаревич — член-корреспондент АН СССР, лауреат Ленинской премии и т.д. Ближайшее окружение оппозиционеров также испытывало определенное давление со стороны властей. Некоторых родственников арестовывали в надежде заставить «одуматься» преступника.

В 70-е гг. в действиях репрессивных органов появились новшества. Некоторых диссидентов, в отношении которых западная общественность предпринимала широкие акции поддержки, стали принуждать к эмиграции. Так, например, А. Марченко, автору «Моих показаний», советские власти неоднократно предлагали выехать из страны. Многим длительное время пытавшимся эмигрировать из страны стали давать «зеленый свет». Советское руководство откровенно высказывалось по поводу своих намерений: «Решение вопроса о возобновлении выездов советских граждан в Израиль по мотивам воссоединения разрозненных войной семей может получить положительную оценку в глазах мирового общественного мнения как гуманный акт, позволит освободиться от националистически настроенных лиц и религиозных фанатиков, оказывающих вредное влияние на свое окружение» (1968 г.); «Как и в прошлые годы, разрешения на выезд в Израиль получили лица, не осведомленные о сведениях, составляющих государственную тайну, не имеющие ценных специальностей, а также активно проявляющие националистические взгляды и приверженность к иудейской религии».

Некоторых инакомыслящих, как правило, не согласовывая с ними данный вопрос, просто лишали советского гражданства, пока те находились в заграничных командировках или на лечении за рубежом. Если исходить из основ уголовного законодательства СССР и союзных республик, принятых в 1958 г., то от практики применения судами наказания в виде лишения советского гражданства и удаления из пределов СССР уже отказались. Однако по Конституции СССР 1977 г. такая возможность была предоставлена Президиуму Верховного Совета СССР. С 1966 по 1988 г. за действия, «порочащие высокое звание гражданина СССР и наносящие ущерб престижу или государственной безопасности СССР» были лишены советского гражданства 175 человек (Стецковский Ю. История советских репрессий. М.: Знак-СП , 1997. Т. 1. С. 128.), из них около 100 — инакомыслящие. По инициативе КГБ были лишены советского гражданства В. Тарсис (Указ от 19 февраля 1966 г.), Н. Солженицына (Указ от 19 октября 1976 г.), М. Восленский (Указ от 12 ноября 1976 г.), П. Григоренко (Указ от 13 февраля 1978 г.), В. Аксенов (Указ от 20 ноября 1980 г.), В. Войнович (Указ от 16 июня 1986 г.) и т.д. Для осуществления принудительной высылки из страны применялся закон «О гражданстве СССР», принятый 1 декабря 1978 г.

Довольно интересна и перспективна, с точки зрения властей, была практика обмена заключенных оппозиционеров на арестованных за границей советских разведчиков или оказавшихся в заключении лидеров коммунистических партий. Так, лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана, оказавшегося в лагере в результате военного переворота в стране, КГБ выменял на известного правозащитника, долголетнего политзаключенного В.Буковского. В 1979 г. освобожденные Г. Винс (секретарь независимого от властей Союза церквей евангельских христиан-баптистов), А. Гинзбург (распорядитель Фонда помощи политзаключенным, член МХГ), В. Мороз (активист украинского национального движения), М. Дымшиц и Э. Кузнецов (участники «самолётного процесса») были обменены на осужденных советских разведчиков В. Энгера и Р. Черняева (Вести из СССР. Права человека. Мюнхен, 1979. № 8. С. 95.) При этом согласия заключенных на обмен никто не спрашивал, более того, родственники узнавали об этом по радио.

КГБ применял превентивные «воспитательные» меры, чтобы тем или иным способом прекратить нежелательную деятельность лиц, вступивших на путь антисоветизма. Иногда применялись и такие способы борьбы с инакомыслящими, как привлечение их к ответственности по неполитическим статьям, чаще всего надуманным. Так, против многих служителей нерегистрированных церквей ЕХБ возбуждались дела о «тунеядстве» (ст. 209 УК РСФСР). Использовалась и такая мера, как лишение прописки в крупных городах, что означало фактически высылку из них.

Работники комитета госбезопасности исключительно бдительно следили за любыми проявлениями недовольства или сомнениями в правильности тех или иных решений советского руководства со стороны граждан. В 1979 г. в ЦК КПСС на имя Л.И. Брежнева поступило письмо от Я.Т. Макарова, рабочего овощной базы Пензенского горплодоовощторга, ветерана труда, участника Великой Отечественной войны, члена КПСС. Автор в своем послании задавал несколько «скользких» вопросов о внешней политике СФРЮ, об особенностях строительства социализма в Югославии и т.д. Из Москвы в Пензенский областной комитет КПСС была направлена телефонограмма под грифом «секретно», которая рекомендовала провести с Макаровым беседу по существу письма, причем инструкция ответов на данные вопросы прилагалась. Кроме того, поскольку автор сомневался, что его письмо дойдет до адресата, московские товарищи просили сказать ему, что о его обращении доложено Л.И. Брежневу, и беседа проводится по его поручению. О результатах собеседования необходимо было сообщить в столицу по телефону «ВЧ» 58404.

После визита в СССР президента Никсона и некоторого смягчения советско-американских отношений «благодушие» в отношении диссидентов со стороны властей отступает. По мнению академика А.Д. Сахарова, «власти еще больше обнаглели, ибо они чувствуют, что разрядка позволяет им игнорировать западное общественное мнение, которое не станет интересоваться проблемами внутренней свободы в России» (цит. по кн.: Геллер М. Российские заметки. 1969-1979. М.: МИК, 1999. С. 162). 30 декабря 1971 г., как утверждает М. Геллер, было принято решение ЦК КПСС о ликвидации оппозиционного движения, в первую очередь «Хроники текущих событий» и других органов оппозиции. До этого можно было говорить, что оппозиционная печать существует с тихого согласия КГБ. После решения 30 декабря КГБ приступил к уничтожению оппозиции. В 1973 г. во время визита в Индию Л.И. Брежнев встретился с одним из лидеров индийской оппозиции Малху Лимайе, которому сказал: «Существование оппозиции мешает созданию между народом и правительством дружественных отношений» (Цит. по: Геллер М. Там же. С. 126, 233.).

В то жк время создавалось впечатление, что в руководстве КГБ шла внутренняя борьба, отражавшая борьбу на самом верху относительно мер и способов борьбы с антисоветизмом: с одной стороны — возвращение к старым испытанным мерам, с другой — достаточно «цивилизованное» урегулирование противоречий с инакомыслящими. Пока линия поведения не была определена, органы безопасности ещё колебались в понимании границ применения насилия. Однозначно лишь усиление идеологического прессинга. Одно за другим появляются постановления ЦК партии в области идеологии: по вопросам литературной критики, по улучшению морального, эстетического, военно-патриотического и атеистического воспитания школьников, о развитии советской кинематографии и т.д.

Во второй половине 1970-х гг. советское руководство явно определило свою позицию в отношении диссидентства. Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л.И. Брежнев на ХVI съезде профсоюзов (март 1977) сказал, что в настоящее время «организуется шумиха о так называемых “инакомыслящих”, крик на весь мир о “нарушении прав человека” в странах социализма. Несколько оторвавшихся от нашего общества лиц активно выступают против социалистического строя, становятся на путь антисоветской деятельности, нарушают законы и, не имея опоры внутри страны, обращаются за поддержкой за границу». Государственный лидер подчеркивал, что действует от имени советской общественности: «Наш народ требует, чтобы с такими, с позволения сказать, деятелями обращались как с противниками социализма, людьми, идущими против собственной Родины, пособниками, а то и агентами империализма» (Брежнев Л.И. Советские профсоюзы — влиятельная сила нашего общества // Брежнев Л.И. Актуальные вопросы идеологической работы КПСС. М.: Политиздат, 1979. Т. 2. С. 224.). Развернутая на Западе кампания «защиты прав человека» расценивалась как диверсионно-идеологическая акция. Сами же диссиденты намерены были, как утверждала советская пресса, подменить идеалы подлинной демократии буржуазными фальшивками, использовать идеологию в качестве орудия «психологической войны», добиться политических и социальных осложнений в социалистических странах.

Постановление ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему повышение политической бдительности советских людей» (май 1977 г.) оценивает диссидентство как вредное течение, порочащее советский государственный строй. Ю.В. Андропов в силу своей профессиональной принадлежности подчеркнул следующий аспект деятельности оппозиционеров: «Уже ни для кого не секрет, что “диссидентство” стало своеобразной профессией, которая щедро оплачивается валютными и иными подачками, что, по существу, мало отличается от того, как расплачиваются империалистические спецслужбы со своей агентурой» (Андропов Ю.В. Коммунистическая убежденность — великая сила строителей нового мира. М.: Политиздат, 1977. С. 22). В продолжение данной акции в 1978 г. были введены новые повышенные пошлины на товары, поступавшие в посылках частным лицам в виде подарков из-за рубежа. Цель этого была весьма прозрачной: затруднить насколько возможно оказание материальной помощи семьям политзаключенных и другим лицам, подвергавшимся гонениям в СССР. В ЦК КПСС, Политбюро регулярно направлялись документы под грифом «Совершенно секретно» или «Секретно», содержавшие подробнейшую информацию о деятельности оппозиционеров. Данные материалы являлись более системными и аналитическими, нежели источники самого диссидентского движения — ХТС или «Вести из СССР».

Что касается собственно «политических», «антисоветских» преступлений, то их число в масштабе страны все же не было значительным. По некоторым западным источникам к середине 80-х гг. в местах заключения находилось около 200 осужденных за такие деяния. По преимуществу это были правозащитники, националисты и религиозные диссиденты.

Борьба с антисоветизмом в советской печати

Установки советского руководства в отношении диссидентов активно пропагандировались в прессе и литературе. Везде и всюду подчеркивалось, что каждый советский гражданин имеет широкий спектр политических прав и свобод. Однако эти свободы марксистско-ленинская теория всегда рассматривала с классовых позиций, т.е. осуществление политических свобод должно быть в соответствии с интересами народа и в целях укрепления социалистического строя. Основной тезис, лежавший в основе всей печатной продукции, доказывающей правильность и справедливость советского законодательства и советской морали, был следующим: «Важным аспектом достижения свободы личности путем познания объективных закономерностей и деятельности в соответствии с познанным является то, что целесообразность полученного результата должна рассматриваться не с точки зрения частной выгоды самого деятеля, а прежде всего с точки зрения общественной полезности, социальной ценности этого результата, поскольку лишь свобода общества является условием свободы его членов» (Керимов Д.А. Конституция СССР и развитие политико-правовой теории. М., 1979. С. 106). В свою очередь, полезность, целесообразность для общества — весьма расплывчатая категория, под которую, при желании, можно было подвести, все, что угодно. Да и кому следовало это определять?

Безусловно, этот вид публицистических и художественных произведений выполнял социальный заказ советского руководства. В 1963 г. в ЦК КПСС поступили письма, в которых выражалось возмущение по поводу развернувшейся на Западе кампании об антисемитизме в СССР. Среди авторов посланий — М. Гершенгорн, беспартийный, рабочий цеха коммунистического труда Сумгаитского трубопрокатного завода; С. Вайнештейн, член КПСС, пенсионер и т.д. Весьма красноречивы фамилии авторов, среди которых оказались даже заключенные, осужденные за хищения социалистической собственности. ЦК КПСС счел целесообразным поручить редакции газеты «Известия» подготовить обзор писем по данному вопросу. Партийное задание было успешно выполнено, о чём отчитались в ЦК партии.

Со временем появились специалисты, главная задача которых заключалась в теоретическом обосновании и дальнейшем развитии указаний партии и правительства. Инакомыслящих от имени и по поручению трудящихся страны Советов необходимо было осудить и призвать к ответу. В отношении диссидентов в таких текстах использовались многочисленные, но довольно однообразные эпитеты: отщепенцы, тунеядцы, воры, валютчики, спекулянты, хулиганы, наркоманы и т.п. Главное заключалось в антинародном характере их деятельности, в их чуждости советскому строю и прозападной направленности. Примечательно, что огромные тиражи подобной литературы, с одной стороны, способствовали формированию соответствующего общественного мнения; с другой, — пропаганде диссидентских идей среди общественности. Многие «простые обыватели» только лишь из газет и книг узнавали о каких-то недовольных Сахаровых, Солженицыных и пр.

В стране Советов всегда особое значение придавалось печатному слову — в него верили, по нему выстраивали свое мнение и т.п. Именно поэтому власть придавала огромное значение печатной продукции. Кроме того, для советского руководства важно было сформировать «нужное» общественное мнение и подвести общественность к мысли, что народ и власть — едины, и именно по инициативе простого советского человека партия и принимает контрмеры в отношении диссидентов.

17 декабря 1970 г. в «Правде» была опубликована программная статья И. Александрова «Нищета антикоммунизма», определявшая генеральное направление идеологической борьбы накануне ХХIV съезда партии. Подчеркивая контрасты в положении «простого» народа в США и СССР, автор задаёт установки в отношении «жалкой горстки» отщепенцев и проходимцев, «клянчащих виски и сигареты в обмен на грязные выдумки»: А. Амальрик — тунеядец и клеветник, В. Буковский — притворявшийся писатель, А. Кузнецов — предатель, А. Солженицын — внутренний эмигрант, В. Тарсис — шизофреник. М. Иовчук в «Коммунисте» объявил решительную борьбу всем, кто выступал против руководства со стороны коммунистической партии наукой, искусством, духовной жизнью и т.д. Автор «Современных проблем идеологической борьбы» порицает А. Солженицына за «поклёпы на социалистическую действительность», за помощь идеологическим врагам в их диверсиях и пр.

Литература, «раскрывавшая сущность» «пятой колонны» в стране — националистов, духовенства и т.д. выпускалась в огромных количествах. Со второй половины 70-х гг. красной нитью в этих произведениях проходит развенчание и разоблачение «борцов за права человека», независимо от сферы их деятельности — гражданской, национальной, религиозной и т.п. Интересно в этом плане пособие для учащихся старших классов М.П. Лебедева «Развитие социалистической демократии». Раскрывая суть «буржуазных фальсификаций» об ограничении прав человека, автор заявляет, что в советской печати не будет дано свободы слова людям, призывающим к антигосударственным выступлениям, к общественным беспорядкам. Молодому поколению убедительно разъяснялась взаимосвязь между свободой и ответственностью, демократией и дисциплиной. Причины же неправильного поведения, согласно М.П. Лебедеву, просты: «Индивидуальное сознание отдельных лиц бывает ниже уровня сознания общества. Тут и последствия активного воздействия со стороны западного буржуазного мира, идеологи которого держат на прицеле некоторые, наименее устойчивые группы нашей молодежи» (Лебедев М.П. Развитие социалистической демократии. М., 1978. С. 231-232).

Целое направление в публицистическо-идеологической литературе представляли работы о духовенстве и верующих. В подтексте каждой книги читалось: религия — пережиток прошлого, удел слабых духом; священнослужители используют это обстоятельство в своих корыстных и антисоветских целях; мировой империализм стремится через служителей культа проводить свою диверсионную антисоветскую деятельность и т.д. Э.Л. Кузьмин, ссылаясь на советское законодательство о культах, доказывает беспочвенность «домыслов» антисоветчиков о преследовании верующих в СССР. Но в заключении автор добавляет весомый штрих, оправдывающий любые карательные санкции советского режима: «Лица, прикрывающие свою антиобщественную, антисоветскую деятельность ширмой “религиозности”, несут ответственность по всей строгости советских законов» (Кузьмин Э.Л. Вопросы демократии и борьба идей на международной арене. М., 1984. С. 221.).

Огромный поток литературы был посвящен разоблачению реакционной сущности антисоветской буржуазно-националистической идеологии, деятельности зарубежных антинародных центров и пр. Своего рода индустрией стало развенчание украинского национализма и сионизма. Правда, набор фактов и аргументов, как правило, был стандартным: клевета на советскую власть, разжигание национальной розни, пособничество западным спецслужбам, мошенничество и т.д. (Антонов Б. «Под маской борцов за права человека»; Большаков В. «Сионизм на службе антикоммунизма»; Бегун В. «Ползучая контрреволюция»; Вадимов В. «Накипь»; Евсеев Е. «Фашизм под голубой звездой»; Иванов Ю. «Осторожно: сионизм»; Иванченко И. «Идеологическая диверсия империализма и украинский буржуазный национализм»; Кичко Т. «Сионизм — враг молодежи» и т.д.)

Своего рода квинтэссенцией советской пропаганды, развенчивавшей и разоблачавшей диссидентов, стала книга Н.Н. Яковлева «ЦРУ против СССР». Автор данной работы давал объяснение фактически всему в диссидентском движении: причинам, содержанию, методам, союзникам и т.д. Инакомыслящие — «отдельные люди — недоучки, лоботрясы с непомерно развитым апломбом и претензиями, собственную неполноценность ставившие в вину обществу. Люди трусливые, ленивые и злобные, — по ряду причин, обычно личного свойства, — начали распространять слухи, порочащие советский строй, а укрепление социалистической законности восприняли как сигнал к вседозволенности и нарушению норм жизни социалистического общества. Каждый из них и все они вместе были бы ничто в многомиллионной толще советского народа, если бы не западные спецслужбы и массовые средства пропаганды, в первую очередь США» (Яковлев Н.Н. ЦРУ против СССР. М., 1985. С. 174-175, 178).

Психиатрия как орудие борьбы с антисоветизмзм

Специфическим видом наказания было принудительное, по определению суда, помещение в психиатрическую больницу, что с юридической точки зрения не являлось репрессивной санкцией. Суд, напротив, «освобождал от наказания» и направлял на бессрочное — до полного «выздоровления» — лечение. Это объяснялось тем, что определить заранее, в течение какого срока будет продолжаться заболевание и больной будет нуждаться в лечении, невозможно, поэтому срок принудительного лечения не устанавливался. В 1956 г. в спецбольницах МВД СССР содержалось 3350 заключенных (См.: Кудрявцев В., Трусов А. Политическая юстиция в СССР. М.: Наука, 2000. С. 139). Ж. Медведев писал в связи с этим: «Кому-то пришла в голову простая мысль о том, что рост числа политических заключенных и числа политических процессов — это весьма плохой социальный показатель, а рост числа больничных мест — это очень хороший, социальный признак прогресса общества» (Медведев Ж. Кто сумасшедший? Лондон, 1971. С. 17).

Уголовное законодательство и доктрина уголовного права исходили из того, что лицо, находившееся в состоянии невменяемости при совершении им общественно опасного деяния, не несёт уголовной ответственности и наказания, к такому лицу могут быть применены лишь принудительные меры медицинского характера (ст. 11, 58, 62 УК). Судебно-психиатрическая экспертиза назначалась по решению органов следствия и суда. Признать лицо невменяемым мог только суд. Признание лица невменяемым являлось юридическим актом, влекущим правовые последствия.

Принятые в 1958 г. Основы уголовного законодательства СССР и союзных республик давали более полную характеристику понятия невменяемости. Согласно данной трактовке, «не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, т.е. не могло давать себе отчета в своих действиях или руководить ими вследствие хронической душевной болезни, временного расстройства душевной деятельности, слабоумия или иного болезненного состояния».

Статья 58 УК РСФСР определяла в качестве принудительных мер медицинского характера помещение в психиатрическую больницу общего или специального типа. Именно от решения суда зависел тип психиатрической больницы, куда направляли на «лечение»: общий (обычная городская, областная или республиканская психиатрическая больница — ПБ) или специальный, т.е. тюремного типа (психбольница специального типа — СПБ) (ст.ст. 408, 409 УПК РСФСР). Психиатрические больницы общего типа находились в ведении Министерства здравоохранения СССР.

Как правило, при направлении на лечение в обычную психбольницу соблюдался «республиканский» принцип, т.е. ПБ находилась обычно по месту проживания больного. Но в некоторых из обычных ПБ имелись специальные палаты: в Психиатрической городской клинической больнице № 1 им. Кащенко (Москва) — «Канатчикова дача»; в ПГБ № 3 (Москва) — «Матросская тишина»; в ПГБ № 5 (Московская область) — «Столбы»; в Рижской ПГБ; в Психоневрологической больнице им. Скворцова-Степанова № 3 (Ленинград) и т.д. К середине 1980-х гг. было известно о существовании 11 психбольниц специального типа: Днепропетровская, Казанская, Ленинградская (на Арсенальной улице), Минская, Орловская; в Смоленской области (Сычевка), Черняховская; два «спецсанатория» в Киевской и Полтавской областях и т.п.

В связи с использованием в карательной практике властей такого достаточно щепетильного, но очень убедительного аргумента как психиатрия, необходимо было подвести и «теоретическую базу» под её применение. Тезис о психической неполноценности был выигрышным и для «внутреннего потребления», и особенно — для внешнего, поскольку фактически реабилитировал советское руководство в глазах мировой общественности: советская власть — гуманно, а не варварским способом, подходит ко всем недовольным в СССР.

Помещение в психиатрическую больницу специального типа назначалось судом в отношении душевнобольных, представлявших по психическому состоянию и характеру совершенного им общественно опасного деяния особую опасность для общества. При этом больной по своему психическому состоянию должен быть склонен к проявлению агрессивности и другим подобным действиям, а совершенное им общественно опасное деяние должно быть тяжким (ст. 7-1 УК). Медицинское освидетельствование и экспертиза на предмет вменяемости обычно проводились в научно-исследовательских институтах: в Центральном НИИ судебной психиатрии им. В.П. Сербского в Москве, в Научно-исследовательском психоневрологическом институте им. В.М. Бехтерева в Ленинграде, в Психоневрологическом институте Минздрава УССР в Харькове и Одессе и пр.

С 1972 г. по 1976 г. в ЦНИИСП было проведено 85 экспертиз осужденных по ст.70 УК РСФСР и 47 экспертиз осужденных по ст. 190-1 УК РСФСР: в 1972 г. — соответственно 30 и 14; в 1973 г. — 14 и 9; в 1974 г. — 14 и 10; в 1975 г. — 13 и 7; в 1976 г. — 14 и 7 (РГАНИ ф. 5, оп. 75, д. 392, л. 1.). Очевидна тенденция — представить основную массу осужденных по «политическим» статьям ненормальными, поскольку официально в стране отсутствовала почва для противоречий и разногласий. Недовольны или заблуждающиеся, т.е. 23 и 14 человек, или сумасшедшие — все остальные — 95 человек. В октябре 1973 г. в Ереване состоялась международная конференция психиатров, посвященная шизофрении. В состав советской делегации входили главные специалисты советской науки — Г. Морозов, Р. Наджаров, А. Снежевский. Именно им принадлежало теоретическое обоснование тезиса о том, что только шизофреник может критиковать советскую власть. Главными «экспертами» по вопросам медицинского освидетельствования являлись доктор медицинских наук, профессор Даниил Романович Лунц, Андрей Владимирович Снежневский, Георгий Васильевич Морозов и др.

В 1961 г. появилась «Инструкция по неотложной госпитализации психически больных, представляющих общественную опасность». Инструкция фактически легитимировала внесудебное лишение свободы и насилие над здоровьем людей по произволу власти. Инструкция 1971 г. в принципе была аналогична предыдущей.

Психиатрические больницы специального типа являлись учреждениями закрытого типа и находились в ведении МВД СССР. Фактически же все СПБ были в подчинении 5-го управления Комитета госбезопасности, поэтому, естественно, все санкции по отношению к заключенным на излечение диссидентам применялись с ведома комитетчиков. В 1968 г. было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по дальнейшему улучшению здравоохранения и развитию медицинской науки в стране», по которому предусматривалось строительство и ввод в эксплуатацию до 1975 г. не менее 125 психиатрических больниц на 500 и более коек каждая. В 1971-1975 гг. предусматривалось строительство 114 психиатрических больниц на 43,8 тысяч коек (В. Буковский «Московский процесс». М., МИК, 1996. С. 151). 29 апреля 1969 г. Ю.В. Андропов направил в ЦК партии проект плана расширения сети психиатрических больниц и предложения по усовершенствованию использования психбольниц для защиты интересов советского государства и общественного строя. Кроме того, принимались и соответствующие закрытые постановления ЦК партии и Совета Министров (Сичка И. Тайны Лубянского двора // Комсомольская правда. 1992. 11 января).

Тогда же появилось понятие «нецелесообразность переписки». Психоневрологические диспансеры в нарушение всех законов о врачебной этике и тайне и права пациента писать жалобы сообщали без каких-либо ограничений, что гражданин состоит на учете в ПНД и, следовательно, переписка с ним в ответ на его жалобы нецелесообразна.

Самыми распространенными диагнозами были «вялотекущая шизофрения» и «сутяжно-паранойяльная психопатия». Примечательно, что под «вялотекущую шизофрению» можно подвести практически любого человека, поскольку у такого больного на всем протяжении болезни могут сохраняться внешне правильное поведение и социальная адаптированность. В разное время через систему психиатрических больниц прошли В. Буковский, П. Григоренко, О. Иоффе, Ж. Медведев, В. Новодворская, И. Яхимович И. и др.

К заключенным в психиатрических больницах применялись следующие лекарственные препараты: аминазин, галоперидол, мелипрамин, сульфазин, тизерцин, трифтазин, циклодол и т.д. Начальник Управления по внедрению новых лекарственных средств и медицинской техники Э.А. Бабаян подчеркивал, что в СССР психотропные препараты появились несколько позже, чем на Западе, и были воссозданы или синтезированы, в основном, по их подобию. Медикаментозная терапия сочеталась с психотерапией, физиотерапией, трудовой терапией. Дозировка лекарственных средств, как правило, была ниже, чем на Западе. Такие методы и средства, как лобэктомия, лейкотомия, применение ЛСД и т.п. в стране были запрещены.

Не все психиатры однозначно подчинялись требованиям «политической целесообразности». Так, в августе 1969 г. в Ташкенте амбулаторная комиссия под председательством д.м.н. Ф. Детенгофа указала, что П. Григоренко признаков психического заболевания не проявляет. Впоследствии его отказался признать душевно больным и профессор Федоров Д. Киевский психиатр С. Глузман также отрицал диагноз Института им. В.П. Сербского в отношении П. Григоренко. В 1973 г. Авруцким, Бабаяном, Жариковым, Снежневским и другими ведущими психиатрами СССР был составлен «Ответ клеветникам», в котором, в частности, они писали, что в заявлениях отдельных психиатров (Ф. Глузмана) распространялись злостные измышления о том, что якобы в Советском Союзе психически здоровых людей помещали в психиатрические больницы за их политическое инакомыслие, и что это становилось возможным путем признания таких лиц невменяемыми при судебно-психиатрической экспертизе. Письмо заканчивалось заявлением, что западная «шумиха» грубо противоречит благородным задачам психиатрической науки и интересам здоровья людей. В 1978 г. специальная комиссия Всесоюзного общества неврологов и психиатров потребовала объяснений у врача-психиатра Волошановича А., консультанта Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях, в связи с его пресс-конференцией по процессу А. Подрабинека (Вести из СССР. Права человека. Мюнхен, 1978. № 2. С. 4).

В 1983 г. руководители советской психиатрии осознавали неизбежное исключение из Всемирной психиатрической ассоциации (ВПА). Поэтому Всесоюзное общество невропатологов и психиатров СССР выступило с заявлением о невозможности сотрудничества с психиатрическими ассоциациями США, Англии, Австралии и Новой Зеландии до тех пор, пока они не откажутся от своих «клеветнических измышлений» и не принесут извинений советским коллегам. Советская делегация, участвовавшая в работе VI конгресса в Гонолулу, вышла из ВПА в знак протеста под предлогом необоснованности и тенденциозности обвинений, направленных против советской психиатрии.

Отбывание наказания за антисоветскую деятельность

В 60-е гг. осужденные за особо опасные государственные преступления содержались в Дубровлаге (Дубровный ИТЛ в Мордовии) и во Владимирской тюрьме. К концу 60-х гг. «политических» стали направлять и в другие. Если «политические» лагеря находились только в пределах РСФСР, то уголовные располагались на всей территории СССР.

Власти, размещая осужденных по местам заключения, руководствовались определенным принципом. С одной стороны, власти пытались изолировать политзаключенных друг от друга, помещая их среди уголовников; с другой стороны, диссидентов направляли в лагеря, в которых администрация имела опыт работы с «политическими» — широкая сеть осведомителей, значительный аппарат КГБ и пр.

Максимальное количество диссидентов содержалось в лагерях России и Украины. Лагери строгого режима находились в Архангельской области (ст. Ерцево), в Горьковской области (ст. Сухобезводное), в Кемеровской области (г. Кемерово), в Коми АССР (Княжпогостский район, ст. Весляна), в Краснодарском крае (пос. Новогадовый), в Мордовской АССР (ст. Потьма), в Омской области (г. Омск) и т.д.; лагери усиленного режима — в Горьковской области (г. Горький — 28), в Киргизской ССР (г. Фрунзе — 9), на Украине (г. Херсон) и т.д. Однако, вопреки стараниям властей, именно в заключении многие диссиденты познакомились друг с другом.

Как пережиток сталинского время выступали повторные или даже трех- и четырехкратные аресты диссидентов, присуждение в местах заключения дополнительных сроков непокорным. Так, А. Марченко арестовывали шесть раз, а А. Амальрик, отбыв свои три года и находясь еще в лагере на Колыме, получил в 1972 г. от властей дополнительно три года.

Ссылка или высылка, как правило, являлись дополнительными видами наказания при осуждении за т.н. особо опасные преступления. В качестве основного наказания они выступали лишь в приговорах по ст. 190-1 УК РСФСР. В 1955 г. административный отдел ЦК КПСС располагал данными о 54 тыс. человек, осужденных за контрреволюционные преступления и направленных после отбытия срока по нарядам органов МВД в бессрочную ссылку (РГАНИ ф.89, пер.60, д.11, л.1-2). Подобная практика регламентировалась Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 февраля 1948 г. «О направлении особо опасных государственных преступников по отбытии наказания в отдаленные местности СССР». В ссылку направлялись в Бурятскую АССР, Иркутскую область, Коми АССР, Магаданскую область, Хабаровский край, Читинскую область и другие районы Сибири и Дальнего Востока. Высылка назначалась очень редко и, как правило, лишь на Украине.

Итоги борьбы с антисоветизмом

По данным КГБ СССР, только в 1957-1985 гг. за «антисоветскую агитацию и пропаганду» и «распространение заведомо ложных сведений, порочащих советский государственный и общественный строй», было осуждено 8124 человека [1].

Необходимость постоянной силовой поддержки устоев социализма предопределяло содержание, направление, формы и методы деятельности всех нормотворческих, нормоприменительных учреждений и должностных лиц, вело к гипертрофии принудительно-приказного компонента в совокупном объеме их полномочий.

Примечательно, что циклы репрессий следовали в тесной зависимости от превратностей развития «разрядки международной напряженности»: аресты были более многочисленны в 1968-1972 и в 1979-1982 годах, чем в период 1973-1976 годов. По данным диссидентских источников, в самые суровые годы было проведено несколько сотен арестов. В 1970 году «Хроника текущих событий» сообщала о 106 осужденных, из которых 20 были направлены на «профилактическое заключение» в психиатрические больницы. На 1971 год цифры, приводимые в «Хронике», составили соответственно 85 и 24. А в течение 1979-1981 годов, которые были годами международной конфронтации, было арестовано около 500 человек. Очевидно одно. Борьба с антисоветизмом занимала в деятельности госбезопасности значительное место и велась она на достаточно высоком уровне с привлечением огромных материальных средств.

В соответствующих формулировках советских Уголовных кодексов и в пропагандистских материалах говорилось о борьбе против советской власти («советское государство» и «советская власть» понимались как тождественные понятия). По мнению же некоторых советских диссидентов, советская власть («власть советов») с 1919 по 1989 годы являлась номинальной, поскольку вся власть принадлежала коммунистической партии. Значительная часть противников режима, которые являлись гражданами СССР, были не против власти cоветов как демократического государственного строя, а выступали против монополии коммунистической партии. Многие из них призывали к проведению демократических выборов в советы и повышению их роли.

Только в период горбачёвской «перестройки», после амнистии политзаключенных в 1987 году начался новый этап антисоветского движения. Но оно уже не носило правозащитного, диссидентского характера, а было направлено на демонтаж всей советской политической и идеологической системы. Попытки противостоять новому витку антисоветизма вылились в события Августовского кризиса 1991 г., завершившегося распадом СССР.

Точки зрения на антисоветизм

Существует несколько точек зрения на антисоветизм. Так, историк Э. Портер утверждает, что холодная война и антисоветизм вытекают из геополитических реалий и имеет истоки в «большой игре», продолжающейся и поныне.

Левая и «левопатриотическая» осуждают антисоветизм как зло, направленное против советской и/или российской государственности. Левая точка зрения была официальной в СССР, в настоящее время в чистом виде практически не встречается.

Правая (или либеральная) рассматривает его как благо — возвращение к «здравому смыслу», нормальной системе понятий и отношений, извращенных Советской властью и коммунистической идеологией. Эта точка зрения гласит, что советский строй чрезвычайно тяжело разрушить извне (а если бы было иначе, это было бы признаком его неустойчивости и отсутствия у него внутренней опоры). Крах СССР, согласно этой точке зрения, произошёл на основе внутренних причин, выявивших несостоятельность советской политической и экономической модели; в такой ситуации идеологии антисоветизма и антикоммунизма оказались общественно востребованными и стали господствующими. Тоталитарную сущность советской системы сторонники этого представления считают не мифом, насаждавшимся некими вражескими силами, а ее реальной характеристикой. Соответственно, и ниспровержение этой системы они считают необходимым для модернизации общества. Это даёт им основания для положительной оценки многих проявлений антисоветизма. Сторонники крайней точки зрения утверждают, что положительной оценки заслуживают все проявления антисоветизма, включая советский коллаборационизм во время Второй мировой войны (героизация образов генерала Власова и сотрудничавших с нацистами казаков в целом соответствует этой идее). При этом подразумевается, что советский строй был самым худшим в истории, поэтому для борьбы с ним хороши любые средства, включая нацизм.

С точки зрения части последователей русского национализма, советская власть являлась силой, чуждой России, внешней по отношению к ней, опасной для народа в той же степени, как и иностранные завоеватели; с этой точ