Достоевский, задумываясь о самых насущных и вместе с тем вечных вопросах, таких, как смысл жизни, путь к Богу, сущность добра и истины, обращается к самым страшным душевным искушениям, самым темным страстям, самым губительным порокам. Достоевский хочет показать, что бездна божественного милосердия проявляется в том, что Господь — как это описано в Евангелии — прощает покаявшегося разбойника. Зло в произведениях Достоевского — это то искушение, которое не обходит ни одного из его героев, но некоторые находят в себе силы от него отказаться, а другие не различают его лживой природы и в своей слепоте не видят, что кроется за его мнимой привлекательностью... Источник всякого греха — ложь, часто ложь не только Богу, но и самому себе, поэтому человек погружается во мрак самообмана, в котором уже не способен распознать ни любви, ни добра, ни Бога...
Раскольников, видя чудовищную несправедливость, которая его окружает, не хочет сидеть сложа руки. Ему кажется, что от него зависит счастье всего человечества. Но с самого начала он становится жертвой лжи, самообмана, которые его и направляют. Он выстраивает теорию о двух разрядах, делит людей на ничтожества, “тварей дрожащих”, которые, по его мнению, — паразиты и кровопийцы, и “властелинов судьбы”, наполеонов, сверхчеловеков, сильных и способных на великие дела. Себя конечно же он относит к “высшему” разряду, и, чтобы оправдать свою роль, он “во имя всеобщего счастья” совершает убийство. Это лишь “первый шаг” на пути ко всеобщему счастью. Но теория Раскольникова терпит крах, ибо он понимает, что хотя и “преступил черту”, но оказался еще дальше от своих “благих” целей, чем был до убийства, он “осмелился” совершить злодеяние, а боится посмотреть в глаза правде, убил “ничтожество”, а сам уподобился “твари дрожащей”. Убедив себя в любви ко всему человечеству, Раскольников после убийства чувствует ненависть даже к родным — матери и сестре, ему уже никто не нужен. “Может, и Бога-то совсем нет”, — говорит он Соне.
По сути, Раскольников мало чем отличается от лживого и лицемерного подлеца Лужина. Он и сам интуитивно чувствует в Лужине родственную душу, хотя на словах готов поносить, презирать его, обличать низость и подлость. Вот как рассуждает Раскольников об эгоизме Лужина, который скрывает самые что ни на есть корыстные мотивы женитьбы на Дуне и хочет представить дело так, будто он совершает благодеяние: “Свою собственную казуистику выдумаем, у иезуитов научимся и на время, пожалуй, и себя самих успокоим, убедим себя, что так и надо, действительно надо для доброй цели”. Эти слова также могут охарактеризовать и случай Раскольникова, который тоже “свою казуистику выдумал” и поверил в спасительность своей теории. Идее Раскольникова во многом созвучна и лужинская “теория разумного эгоизма”. “Пойдешь за несколькими зайцами разом и ни одного не достигнешь”, — проповедует Лужин. “Возлюбишь одного себя, то и дела свои обделаешь как следует, и кафтан твой останется цел” — в этом, согласно Лужину, и заключается польза общему делу. Но Раскольников доводит его мысль до логического завершения: “А доведете до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей можно резать...” Родион говорит: “По вашей же вышло теории”. А ведь он мог бы сказать “по моей” или “по нашей”, ибо его преступление имеет, в сущности, одну природу с лужинским мироощущением. Лужин окарикатуривает идею Раскольникова, опошляет ее, снижая до прозаических и эгоистических соображений личной материальной выгоды, дискредитирует ее, обнажает ее истинную суть. Из уст Лужина, который обращается к Дуне, Раскольников слышит справедливые для себя слова: “Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно”.
Многое перекликается с Раскольниковым и в образе Свидригайлова. Достоевский разными средствами дает нам ощутить близость этих духовных двойников, постоянно проводит параллели между ними. Зосимов, говоря об убийстве старухи, замечает: “Слишком уж все удачно сошлось... и сплелось...точно как на театре”. А Раскольников, встретившись со Свидригайловым, говорит ему: “Уж слишком вы складной человек”. Свидригайлов чувствует, что они с Раскольниковым — “одного поля ягоды”: “А что-то в вас есть”, “вот, может, сойдемся поближе”, “в вас есть что-то к моему подходящее”. Раскольников, которого Зосимов подозревал в помешательстве, видит в Свидригайлове сумасшедшего. Даже в истории жизни Свидригайлова мы слышим ноты, созвучные с судьбой Раскольникова: он был замешан в уголовном деле, состоял “в некоторых весьма близких и таинственных отношениях” с “мелкой процентщицей”, по его вине гибнут люди, и, наконец, его самоубийство перекликается с духовным самоубийством Раскольникова: “Я не старушонку убил, я себя убил”.
Тот общий знаменатель, к которому приравниваются эти три ненавидящие, презирающие друг друга человека, — это их чудовищный эгоизм, самолюбие, гордыня. Все они живут лишь для самих себя, душа каждого из них находится в состоянии раскола, распада. Лужин прячет, маскирует свои низкие поступки; Свидригайлов находится уже по ту сторону добра и зла, он — сознательный злодей, а Раскольников, “преступив черту”, все еще сомневается в правильности того, что совершил, его еще мучает совесть, а значит, в его душе еще теплится искра надежды на Воскресение. Раскольников совершает долгий и мучительный путь, в конце которого ждет покаяние и новая жизнь. Он вознагражден за страдания и способен к любви и новой, чистой жизни.
