Стихотворение Н. А. Заболоцкого «Метаморфозы» (восприятие, истолкование, оценка)

    Стихотворение «Метаморфозы» написано Заболоцким в 1937-м году. Это время социалистического устроения общества, первых пятилеток. Россия поменялась, поэтому изменились и требования к творчеству. В начале тридцатых годов состоялся общероссийский съезд писателей, на котором перед литературой поставлены были новые задачи: отображать социалистическую действительность и выводить на сцену нового героя – коммуниста. Многие писатели последовали этим рекомендациям. Другие же, кто продолжал творить сердцем, не оставляли вечных тем любви, дружбы…    Среди таких писателей находился и Н. А. Заболоцкий. Его стихотворение – это размышление не над происходящими в стране процессами, а наблюдение над личностью человека, жизнью его души. Самая главная идея произведения – изменчивость мира, а следовательно, и человека. Отсюда и название. Но за этой изменчивостью кроется не просто смена кадров, а последовательное эволюционное развитие.

    Стихотворение «Метаморфозы» по жанру представляет собой размышление. Тематически его можно отнести к теме назначения поэта и поэзии. Написано стихотворение разностопным ямбом с множеством пиррихиев, что создаёт особую мелодику стиха.

    Первая строчка, которая, как известно, несёт главную идейную и тематическую нагрузку, сразу даёт понимание читателю особого состояния восторженности лирического героя. Графически это подтверждается восклицательными знаками: «Как мир меняется! И как я сам меняюсь!». Далее поэт поясняет, каким образом происходит это изменение:

    Лишь именем одним я называюсь,

    На самом деле то, что именуют мной,-

    Не я один. Нас много…

    Сразу следует отметить прерывистое синтаксическое оформление строк. Стих не заканчивает предложение, мысль переходит на другую строчку, что придаёт разговорный оттенок всему стихотворению. Далее лирический герой поясняет процесс метаморфоз, происходящих с ним:

    Я – живой.

    Чтоб кровь моя остынуть не успела,

    Я умирал не раз. О, сколько мертвых тел

    Я отделил от собственного тела!

    Но что значит «умирал»? Автор, скорее всего, имеет ввиду отказ от прошлых идеалов, стремление и убеждений. Если посмотреть, в какое время жил Заболоцкий, можно увериться, что «умирал» он действительно часто. Эпоха начала двадцатого века принесла немало перемен.

    Но лирический герой в этот момент как бы смотрит на себя со стороны и понимает, что раньше не видел этих мёртвых тел, которые неминуемо отделяются от любой личности. Разум не может этого постигнуть, так как смена кож происходит естественным, а следовательно, безболезненным путём:

    И если б только разум мой прозрел

    И в землю устремил пронзительное око,

    Он увидал бы там, среди могил, глубоко

    Лежащего меня…

    Мой бедный прах, когда-то так любимый.

    Те же самые процессы происходят и с окружающим миром. И эта изменчивость является показателем жизни, так как только смерть неизменна:

    А я все жив! Все чище и полней

    Объемлет дух скопленье чудных тварей.

    Жива природа. Жив среди камней

    И злак живой…

    Для характеристики жизни как таковой, мира, «во всей его живой архитектуре», автор вводит символический образ, основанный на сравнении, – орган. И этим подчеркивается мысль, сказанная немного раньше: «Звено в звено и форма в форму».
    Орган, действительно, инструмент очень сложный и прихотливый. Даже сквозняки могут непоправимо испортить его. Но внешне он выглядит достаточно внушительно. К тому же, если научиться им «управлять», орган может подарить ни с чем несравнимые звуки. Так и жизнь – хрупкая и неистребимая одновременно:

    Орган поющий, море труб, клавир,

    Не умирающий ни в радости, ни в буре.

    А отжившие свой век «тела», по мнению лирического героя, не уходят в небытие, они обретают бессмертие. И делает их таковыми творчество, так как, к примеру, поэт имеет способность замораживать время своими стихами:

    Как все меняется! Что было раньше птицей,

    Теперь лежит написанной страницей;

    Мысль некогда была простым цветком,

    Поэма шествовала медленным быком.

    Таким образом, мысль замыкается, и читатель понимает, что хотел сказать автор. А именно: всё изменчиво, и всё вечно:

    Вот так, с трудом пытаясь развивать

    Как бы клубок какой-то сложной пряжи,

    Вдруг и увидишь то, что должно называть

    Бессмертием. О, суеверья наши!

    ЗАБОЛОЦКИЙ, НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (1903–1958), русский поэт, переводчик. Родился 24 апреля (7 мая) 1903 под Казанью. Его дед по отцу, отслужив при Николае I положенные четверть века в солдатах, записался уржумским мещанином и работал объездчиком в лесничестве. Один из двух его сыновей, отец поэта, получил казенную стипендию и выучился на агронома. Женился он поздно и взял в жены городскую учительницу, «сочувствующую революционным идеям». Семья жила в селе Сернуре; сын, первый из шестерых детей, учился вдали от дома, в реальном училище Уржума. По окончании училища в 1920 Заболоцкий отправился в Москву, где поступил одновременно на филологический и медицинский факультеты Московского университета, однако вскоре переехал в Петроград и поступил в педагогический институт. Участвовал в литературном кружке «Мастерская слова», не был отобран в состав пролетарского писательского авангарда, однако нашел общий язык со стихотворцами, считавшими себя «левым флангом» ленинградского отделения Всероссийского союза поэтов (вскоре упраздненного).
    В 1926–1927 Заболоцкий служил в армии, затем получил место в отделе детской книги Госиздата. Руководил отделом С.Маршак, в отделе работали Е.Шварц, Л.Чуковская, Н.Олейников. Отдел выпускал не только книги, но и два детских журнала – «Чиж» и «Еж». К работе были привлечены поэты-единомышленники Заболоцкого – Д.Хармс и А.Введенский, образовалась поэтическая группа со своей программой. В конце 1927 она стала именоваться Объединением Реального искусства (сперва ОБЕРИО, затем ОБЭРИУ), ее приверженцы – обэриутами. Манифест обэриутов появился в начале 1928 в Афишах Дома печати, раздел «Поэзия обэриутов» написал Заболоцкий. В духе тогдашнего культа новаторства было заявлено: «Мы – творцы не только нового поэтического языка, но и создатели нового ощущения жизни и ее предметов». Себя он при этом назвал «поэтом голых конкретных фигур, придвинутых вплотную к глазам зрителя». К этому времени было опубликовано вразброс несколько стихотворений Заболоцкого, более или менее подтверждавших эту декларацию (Вечерний бар, Футбол, Игра в снежки и т.д.). Они прошли незамеченными, зато изданный тиражом 1200 экз. сборник Столбцы (1929), включавший 22 стихотворения, «вызвал в литературе порядочный скандал», как сообщал другу Заболоцкий, добавив: «...и я был причислен к лику нечестивых». Статья в журнале «Печать и революция» (1930, № 4) называлась Система девок, в журнале «Стройка» (1930, № 1) – Распад сознания. Книга оценивалась как «враждебная вылазка», однако прямых распоряжений в отношении Заболоцкого не последовало и ему (при посредстве Н.Тихонова) удалось завязать особые отношения с журналом «Звезда», где и было напечатано около десяти стихотворений, пополнивших Столбцы во второй (неопубликованной) редакции сборника (в окончательной, впервые воспроизведенной в издании 1965 редакции раздел Столбцы и поэмы содержит 46 стихотворений).
    Столбцы и примыкающие к ним стихотворения 1926–1932 представляли собой опыты словесной пластики, ориентированной на повседневную бытовую речь и сближавшей поэзию с современной живописью. Натюрморты, жанровые сцены и этюды Столбцов мотивировались «по-обэриутски»: «Посмотрите на предмет голыми глазами и вы увидите его впервые очищенным от ветхой литературной позолоты... Мы расширяем смысл предмета, слова и действия». Такое «расширение смысла» постепенно отдалило Заболоцкого от других обэриутов и явственно сказалось в поэме Торжество земледелия, написанной в 1929–1930 и полностью напечатанной в журнале «Звезда» в 1933: это была своего рода «мистерия-буфф», прославлявшая коллективизацию как начало вселенского благоустройства. О его полнейшей лояльности свидетельствует стихотворение на смерть Кирова (1934), немыслимое в контексте творчества других обэриутов. При этом в поэме Торжество земледелия, как и в последующих – Безумный волк (1931) и Деревья (1933), сказалось влияние В.Хлебникова. Как и для других поэтов левого толка, Хлебников был для Заболоцкого культовой фигурой, ему была особенно близка устремленность хлебниковской поэтической мысли к сотворению утопии, «учреждению» всемирной гармонии. Подоспело ко времени и знакомство с сочинениями К.Э.Циолковского, в которых Заболоцкий видел подтверждение визионерских мечтаний Хлебникова. Публикация Торжества земледелия повлекла за собой изъятие из обращения номера «Звезды» с текстом поэмы, оценку автора в органе ЦК ВКП(б) «Правда» (в статье В.Ермилова Юродствующая поэзия и поэзия миллионов) и шельмование в других периодических изданиях. Подготовленную к печати книгу Стихотворения 1926–1932 издать не удалось; попытка издать стихотворения и поэмы 1926–1936 оказалась тщетной. Семнадцать новых стихотворений Заболоцкого, большей частью опубликованных в газете «Известия» и максимально приближенных к среднему уровню советской интеллигентской («умствующей») поэзии 1930-х годов, составили сборник Вторая книга (1937), который, по-видимому, должен был свидетельствовать о полной «перековке» автора Столбцов и Торжества земледелия. Заболочкий выпустил также переводы-пересказы для детей и юношества Гаргантюа и Пантагрюэля Ф.Рабле, одного из Путешествий Гулливера Дж.Свифта, Тиля Уленшпигеля Ш.де Костера, а также стихотворное переложение поэмы Шота Руставели Витязь в тигровой шкуре. Тем не менее в 1938 он был арестован и осужден как участник вымышленной террористической организации ленинградских писателей. Его «дело», следствие с пытками и лагерные мытарства кратко описаны в его воспоминаниях История моего заключения (журнал «Даугава», 1988, № 3). Колымский срок был прерван, и уже в 1943 Заболоцкий получил статус ссыльно-поселенца сперва на Алтае, затем в Казахстане. В 1946 он переехал в Москву, в 1948 опубликовал сборник Стихотворения, в котором превалируют произведения грузинской тематики, среди них – Горийская симфония, акафист Сталину, написанный еще в 1936 и переизданный к семидесятилетию вождя. Заболоцкому было предложено превратить свой пересказ 1930-х годов поэмы Шота Руставели в полный перевод. Как и заказанное ему стихотворное переложение Слова о полку Игореве, это было одной из самых престижных и выгодных переводческих работ советского времени. Никакой лирики лагерно-ссыльного периода не сохранилось, и никаких свидетельств о существовании таковой не имеется; новые стихотворения начинают появляться с 1946. Они представляют собой результат творческой эволюции, определившейся еще в 1934–1937. Заболоцкий использует поэтику жестокого романса; характерна она и для стихотворений трагического звучания (В этой роще березовой, Старая сказка, Воспоминание, Где-то в поле возле Магадана и т.д.). Между тем стихотворение Облетают последние маки содержит прямое и открытое авторское признание: «Нет на свете печальней измены, чем измена себе самому». И прижизненный сборник Стихотворения (1957), и посмертное Избранное (1960) дают заведомо искаженное представление о лирике Заболоцкого, включая лишь немногим больше половины его произведений 1936–1958 и целиком отсекая стихотворения и поэмы раннего периода, противоречившие благолепному образу советского поэта. Сам Заболоцкий от своего раннего творчества не отрекался и не оставлял надежды на публикацию более или менее полного собрания. Он составил его дважды – в 1952 и 1958; предугадывая обязательные претензии стилистической цензуры, пытался без особого успеха приглаживать тексты 1926–1936, вопреки тогдашней программной «красоте неуклюжести» (Битва слонов, 1931): «Весь мир неуклюжего полон значения!». Впервые поэзия Заболоцкого была представлена читателю с достаточной полнотой в 1965 (Большая серия «Библиотеки поэта»). Ряд ранних стихотворений и поэма Птицы (1933) оставались неопубликованными до 1972. В первоначальном виде Столбцы и поэмы 1930-х годов были заново опубликованы в книге Вешних дней лаборатория (1987). Умер Заболоцкий в Москве 14 октября 1958.