Фольклорные традиции в произведении одного из русских писателей XIX века. (Н.С.Лесков. «Левша».)

    Мало кто из писателей девятнадцатого века так широко использовал фольклор и народные традиции в своем творчестве. Глубоко веруя в духовную силу народа, он тем не менее далек от его идеализации, от сотворения кумиров, от “идольской литургии мужику”, используя выражение Горького. Писатель свою позицию объяснял тем, что он “изучал народ не по разговорам с петербургскими извозчиками”, а “вырос в народе” и что ему “не пристало ни поднимать народ на ходули, ни класть его себе под ноги”.
    Подтверждением писательской объективности может служить “Сказ о тульском косом Левше и стальной блохе”, оцененный в свое время критикой как “набор шутовских выражений в стиле безобразного юродства” (А. Волынский). В отличие от других сказовых произведений Лескова рассказчик из народной среды не имеет конкретных черт. Этот аноним выступает от лица неопределенного множества, как его своеобразный рупор. В народе всегда бытуют разнообразные толки, передаваемые из уст в уста и обрастающие в процессе такой передачи всевозможными домыслами, предположениями, новыми подробностями. Легенда творится народом, и такой свободно сотворенной, воплощающей “народный глас” она и предстает в “Левше”.
    Интересно, что Лесков в первых печатных редакциях предпосылал рассказу такое предисловие: “Я записал эту легенду в Сестрорецке по тамошнему сказу от старого оружейника, тульского выходца, переселившегося на Сестру-реку еще в царствование императора Александра Первого. Рассказчик два года тому назад был еще в добрых силах и в свежей памяти; он охотно вспоминал старину, очень чествовал государя Николая Павловича, жил “по старой вере”, читал божественные книги и разводил канареек”. Обилие “достоверных” подробностей не оставляло места для сомнений, но все оказалось... литературной мистификацией, которую вскоре разоблачил сам автор: “...я весь этот рассказ сочинил в мае месяце прошлого года, и Левша есть лицо мною выдуманное...” К вопросу о выдуманности Левши Лесков будет возвращаться неоднократно, а в прижизненном собрании сочинений уберет “предисловие” окончательно. Сама эта мистификация была нужна Лескову для создания иллюзии непричастности автора к содержанию сказа.
    Однако при всем внешнем простодушии повествования и этот рассказ Лескова имеет “двойное дно”. Воплощая народные представления о русских самодержцах, военачальниках, о людях другой нации, о себе самих, простодушный рассказчик знать ничего не знает, что думает о том же самом создавший его автор. Но лесковская “тайнопись” позволяет отчетливо услышать и авторский голос. И голос этот поведает, что властители отчуждены от народа, небрегут своим долгом перед ним, что правители эти привыкли к власти, которую не надо оправдывать наличием собственных достоинств, что не верховная власть озабочена честью и судьбой нации, а простые тульские мужики. Они-то берегут честь и славу России и составляют ее надежду.
    Однако автор не скроет, что тульские мастера, сумевшие подковать английскую блоху, в сущности, испортили механическую игрушку, потому что “в науках не зашлись”, что они, “лишенные возможности делать историю, творили анекдоты”.
    Англия и Россия (Орловщина, Тула, Петербург, Пенза), Ревель и Меррекюль, украинское село Перегуды — такова “география” рассказов и повестей Лескова в одной только книге. Люди разных наций вступают здесь в самые неожиданные связи и отношения. “Истинно русский человек” то посрамляет иноземцев, то оказывается в зависимости от их “системы”. Находя общечеловеческое в жизни разных народов и стремясь постичь настоящее и будущее России в связи с ходом исторических процессов в Европе, Лесков вместе с тем отчетливо сознавал своеобразие своей страны. При этом он не впадал в крайности западничества и славянофильства, а удерживался на позиции объективного художнического исследования. Как удалось “насквозь русскому” писателю и человеку, страстно любившему Россию и свой народ, найти меру такой объективности? Ответ в самом творчестве Лескова.

    1831 — 1895 Прозаик.  Родился 4 февраля (16 н.с.) в селе Горохове Орловской губернии в семье чиновника уголовной палаты, происходившего из духовного сословия. Детские годы прошли в поместье родственников Страховых, затем в Орле.

После выхода в отставку отец Лескова занялся сельским хозяйством в приобретенном им хуторе Панине Кромского уезда. В орловской глуши будущий писатель многое смог увидеть и узнать, что потом дало ему право сказать: "Я не изучал народ по разговорам с петербургскими извозчиками... я вырос в народе... я с народом был свой человек... я был этим людям ближе всех поповичей..." В 1841 — 1846 Лесков учился в Орловской гимназии, которую не удалось окончить: на шестнадцатом году он потерял отца, а имущество семьи погибло при пожаре. Лесков поступил на службу в Орловскую уголовную палату суда, давшую ему хороший материал для будущих произведений.

В 1849 при поддержке дяди, киевского профессора С.Алферьева, Лесков был переведен в Киев чиновником казенной палаты. В доме дяди, брата матери, профессора медицины, под влиянием прогрессивных университетских профессоров пробудился горячий интерес Лескова к Герцену, к великому поэту Украины Тарасу Шевченко, к украинской культуре, он увлекся старинной живописью и архитектурой Киева, став в дальнейшем выдающимся знатоком древнего русского искусства. В 1857 Лесков вышел в отставку и поступил на частную службу в крупную торговую компанию, которая занималась переселением крестьян на новые земли и по делам которой изъездил почти всю Европейскую часть России. Начало литературной деятельности Лескова относится к 1860, когда впервые выступил как прогрессивный публицист.

В январе 1861 Лесков поселяется в Петербурге с желанием посвятить себя литературной и журналистской деятельности. Он начал печататься в "Отечественных записках". В русскую литературу Лесков пришел, имея больтой запас наблюдений над русской жизнью, с искренним сочувствием к народным нуждам, что нашло свое отражение в его рассказах "Погасшее дело" (1862), "Разбойник"; в повестях "Житие одной бабы" (1863), "Леди Макбет Мценского уезда" (1865). В 1862 в качестве корреспондента газеты "Северная пчела" посетил Польшу, Западную Украину, Чехию. Ему хотелось ознакомиться с бытом, искусством и поэзией западных славян, которым он очень симпатизировал. Поездка закончилась посещением Парижа.

Весной 1863 Лесков вернулся в Россию. Хорошо зная провинцию, ее потребности, человеческие характеры, подробности быта и глубинные идейные течения, Лесков не принимал выкладки "теоретиков", оторванных от русских корней. Об этом он говорит в рассказе "Овцебык" (1863), в романах "Некуда" (1864), "Обойденные" (1865), "На ножах" (1870). В них обозначена тема неподготовленности России к революции и трагической судьбы людей, связавших свою жизнь с надеждой на ее скорое осуществление. Отсюда и разногласия с революционными демократами. В 1870 — 1880 Лесков многое переоценил; знакомство с Толстым оказывает на него большое влияние.

В его творчестве появилась национально-историческая проблематика: роман "Соборяне" (1872), "Захудалый род" (1874). В эти годы написал несколько повестей о художниках: "Островитяне", "Запечатленный ангел". Талантливость русского человека, доброта и щедрость его души всегда восхищали Лескова, и эта тема нашла свое выражение в рассказах "Левша (Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе)" (1881), "Тупейный художник" (1883), "Человек на часах" (1887). В наследии Лескова большое место занимают сатира, юмор и ирония: "Отборное зерно", "Бесстыдник", "Пустоплясы" и др. Повесть "Заячий ремиз" была последним крупным произведением писателя. Умер Лесков в Санкт-Петербурге.