Какова творческая биография писателя и поэта Василия Белова

Белов Василий Иванович родился 23 октября 1932 года в д. Тимониха Харовского района Вологодской области в крестьянской семье.

Учился в школе ФЗО в г. Соколе Вологодской области, работал столяром, мотористом, электромонтером; после службы в армии (1952—55) работал на заводе в Перми, затем был сотрудником районной газеты «Коммунар»; с этого времени начал выступать в печати.

В 1958 году был избран секретарем РК комсомола в Грязовецком районе Вологодской области; в 1959—64 годах учился в Литературном институте им. М. Горького; в 1963 году был принят в Союз писателей СССР.

Ранние стихи и поэмы Белова несут на себе следы характерных настроений 1950-х (период «оттепели»): душевная возбужденность в пору общественных перемен, пафос дали, новых пространств, поиски подлинно ценного в мире и в себе, с чем связан повышенный тонус существования, жажда движения, героики. В этом русле развивалась массовая поэзия того времени, с которой многообразно перекликаются стихи Белова: «Идет человек от порога, / В тревожные дали идет». Вместе с многими лириками 1950-х молодой Белов в «святой тревоге», в борьбе, в социальном порыве видит настоящее назначение человека, единственно достойное содержание жизни (стихотворение «Россия», поэма «Комсомольское лето»).

Еще в юности Белов покинул родные места, спеша вырваться из малоподвижного уклада и замедленного темпа сельской жизни. Шаг этот казался радостным шагом к свободе, к небывалым возможностям; позже в поэме «О чем поет гармонь» Белов скажет о том: «И тогда совсем не горевал я, / Уходя из дому налегке». В «Плотницких рассказах» герой Константин Зорин (наделенный автобиографическими чертами) вспоминает, как он расставался со своей деревней: «...я всей душой возненавидел все это. Поклялся не возвращаться сюда» (Сельские повести. М., 1971. С. 255).

Но очень скоро тяга к «отцовскому краю» становится той господствующей силой, которая определяет судьбу Белова и направление его творчества. Тема «возврата» звучит уже в первом поэтическом сборнике «Деревенька моя лесная» (Вологда, 1961). «Слишком много дедовским местам / Мы с тобою, сердце, задолжали» — эта мысль с той поры не оставляет Белова.

Путь сердца к родине, к «почве», к дому и земле у Белова не путь сентиментальных воспоминаний, созерцательной ностальгии. Это путь интенсивной художественной, языковой работы, в результате которой с 1960-х в книгах Белова воссоздается мир северной русской деревни в ее природных, бытовых, речевых чертах. В сборнике повестей и рассказов «Знойное лето» (Вологда, 1963) картины сельских будней развертываются в том неспешном порядке, который подчинен деревенскому календарю, чреде домашних дел, течению беседы. Реальные подробности жизни деревни воссоздаются в общей сдержанной гамме. Стремясь к достоверности во всем, Белов прибегает почти к документальной точности в обрисовке характеров и нередко превращает рассказ в очерк («Тиша да Гриша»).

Наброски знакомых крестьянских типов были уже в стихотворениях «Дед», «Свекровь»; к углубленному осмыслению своих отношений с родной землей Белов впервые обращается в поэме «Белая кровь», над которой писатель работал в 1961 году. Не случайно отрывок из последней — «На родине» (День поэзии. 1981. М., 1981) — лег в основу написанного впоследствии рассказа «Холмы». Переход от поэзии к прозе у Белова естествен и неизбежен.

«Привычное дело»

Большая повесть «Привычное дело» (1967) — этапное произведение в творчестве Белова; она стала и заметным литературно-общественным событием. С ее появлением старая тема народа, крестьянства приобрела новую этическую остроту, встали новые вопросы о художественной разработке этой темы. Главное лицо повести, Иван Африканович, колхозный возчик, землепашец, плотник, человек работящий, незлобивый, по всем свойствам своим скорее сливается с крестьянской средой, чем выделяется из нее. Повествование движется от внешнего бытового комизма первых страниц к трогательным семейным сценам, затем к драме ухода героя из Сосновки и наконец к последней катастрофе — смерти Катерины, жены Ивана Африкановича. Судьба героя раскрывается автором вглубь, к ее вечным, как земля, основаниям, от которых все получает устойчивость, ценность, красоту: дом, дети, труд, охота, отдых, чувство, поступок и слово. Но когда нарушаются кровные связи с этими основаниями, человек теряет бытийные опоры. Решив уйти из деревни в поисках иной доли, Иван Африканович чувствует, как «что-то надломилось, треснуло в сердце» (Сельские повести. С. 195). И как трагические следствия роковой этой надломленности воспринимаются смерть жены героя, смерть семейной кормилицы коровы Рогули, блуждание Ивана Африкановича в лесу, едва не кончившееся гибелью, хотя события эти как будто вызваны естественными причинами или просто случайны.

«Плотницкие рассказы»

В более сложных ракурсах эта тема дана в «Плотницких рассказах» (1968). Для повествователя Константина Зорина город давно стал своим; деревенское прошлое отделено от него годами, психологической и культурной дистанцией. Взгляд героя на деревню иногда чуть отстранен, рационалистичен, но его вопреки всему с неодолимой силой влечет к родному дому, к старой деревенской бане, отремонтировать которую он и приехал в отпуск. Как в очищающий поток, он погружается в медлительное существование полузаброшенного села, сходится с односельчанами. Он любовно живописует старого плотника Олешу Смолина, совестливого труженика, мудрого, но вместе с тем хитровато-озорного в своих бесконечных «россказнях». Только здесь, у себя дома, Зорин ощущает «первобытную, какую-то ни от чего не зависящую основательность мяса и хлеба» (Сельские повести. С. 262); для него «нет ничего лучше в мире прохладного предбанника, где пахнет каленой сосной и горьковатым застенным зноем», пахнет «таящим запахи июня березовым веником <...> родимой древностью» (Там же. С. 318).

Белов ищет возможность гармонической цельности и находит ее в уютном мире «малой родины», где «тихо спят теплые ельники», где от леса веет покоем, тишиной, где так хорошо жить. Однако подобное состояние — редкость и почти недоступно современному человеку. Оно удерживается в немногих вещах Белова — таких, как рассказ «Бобришный угор», и лишь эпизодически возникает в произведениях 1970-80-х.

Обращаясь к городским сюжетам, Белов обыкновенно застает героя в состояниях дисгармоничных. Герой болезненно переживает недостаток сердечности, любви, простоты в людях, и только неиссякшая пока вера в добро да счастливо сложившиеся обстоятельства позволяют ему не падать духом («Воспитание по доктору Споку», 1974). Рассказ о таком персонаже иногда сжимается у Белова до новеллистического изложения одной коллизии, в которой нравственная острота и психическая напряженность достигают крайней степени («Чок-Получок»). Превосходно владея приемами этого изложения, Белов создает художественно эффектную вещь, но окрашена она в весьма мрачные тона.

«Кануны»

Трагическая эпоха коллективизации оказывается в центре внимания Белова с начала 1970-х. Писатель выходит к новому для него жанру — роману-хронике, создавая «Кануны» (ч.1—3, 1972—84) и продолжение их — «Год великого перелома» (1989—91) и «Час шестый» (1994—98). По ходу создания романа границы изображения раздвигаются, одновременно суровей становятся краски, более жесткой — кисть.

Коренное крестьянство, представленное в хронике семьями Роговых и Паниных, делается объектом экономического и политического, а затем и физического истребления. Исполнителями этой невиданной по числу жертв, по социальным последствиям акции становятся тоже выходцы из крестьян — «братья Сопроновы, их подручные». За конфликтом социально-психологическим проступает другая великая драма. Пачины, Роговы — любимые дети земли; Сопроновы — ее пасынки. Они лишены дара любить землю, людей, родину и неизбежно впадают в ненависть, одержимы «белоглазым бешенством». Здесь не борьба классов, политических сил, а непримиримое столкновение «человеческих пород» — противоположных социопсихических формаций. Та из них, которая взяла на себя миссию исторических разрушений, олицетворяется немногими, но очень колоритными персонажами. Изображая их, Белов иногда подступает к тем пределам реализма, за которыми начинается область не эстетических, а физиологических реакций (эпизоды службы Шиловского в ОГПУ).

Если в «Поднятой целине» М.А. Шолохова беспощадная ломка крестьянского уклада представлена как выражение безусловной исторической необходимости и человеку задана задача осознать и принять ее со всем трагизмом момента и оптимистической перспективой, то в хронике Белова такое оправдание трагических судеб крестьянства в эпоху коллективизации не принимается; эпическая мысль писателя ищет смысл происходящего в христианском понимании истории. Знаменательно, что в 3-й части «Канунов» безбожник Степан Клюшин ночь напролет читает односельчанам Апокалипсис, а Новожил толкует: «Добро станет жить, а жить некому будет, никого христьян на земле не останется...» (Новый мир. 1987. №8. С. 69). Ольховский священник отец Ириней Сулоев говорит в романе о том, что источник всех нынешних бед в нас самих, отрицавших веру, отрицавших «церковную суть и дух православия». В свете этих идей движется эпос о крестьянстве в третьей части хроники — романе «Час шестый».

«Лад»

Самая оптимистичная, даже праздничная книга Белова — «Лад» (1979). Мир крестьянской общины, семьи, хозяйства, мир работ и досугов, ремесла и художеств, обычаев и языка предстает в идеально «ладном» состоянии, в каком помнит его история и в каком видит его писатель. Лад порождается правильной ритмичностью всего кругооборота земной жизни. Автор с большим тактом умеет соединить этнографическую точность с нравственной правдой. Сама его речь — где картинно, где задушевна, где мягко иронична, но всегда крепка, ладна, отчетлива в понятиях и оценках, всегда в ней уместно народное слово.

«Все впереди»

Новую и непростую задачу поставил себе писатель в романе «Все впереди» (1986) — исследовать современную русскую жизнь, «человеческую породу» в условиях городского смешения наций, традиций, стилей, в столкновении разных нравственно-психологических типов. Москва — место действия романа — многосложное, противоречивое, но тоже органичное порождение российской истории. В ней еще возможны такие здоровые, сильные натуры, как Дмитрий Медведев, потомок боярского рода по отцу, по матери же — крестьянский сын. Но город обрекает эти натуры на тяжкие испытания. Москва все более подчиняется и подчиняет других противоестественному «машинному ритму жизни», все более уподобляется Вавилону. Деградация личности здесь особенно безобразна, в чем убеждает образ Натальи Зуевой и о чем скорбно размышляет нарколог Иванов — человек и верящий пока в жизнеспособность добра, и одновременно зараженный, как и большинство вокруг, скепсисом и цинизмом. Хотя автору и «жалко Москву» в ее нынешнем состоянии, он не боится ставить неутешительный диагноз городу (и городской цивилизации вообще): торжество «ненасытной гордости голого рационалистического ума» умножает зло, истребляет «уважение к великим человеческим тайнам», утверждает культ технического прогресса, которым «заворожен обыватель». И тогда закономерен вопрос: не призрачны ли надежды на будущее, не иллюзия ли то всегдашнее наше ощущение, что «все впереди»? Вместе с тем роман подводит и к другой мысли: если в этих условиях и осуществимо возрождение человечности, духовных ценностей, то лишь в трудном, но необходимом преодолении урбанистического опыта истории.

Публицистика

Затронутые в романе мотивы переходят в публицистику Белова, переплетаясь с основными темами его творчества — темами крестьянства, нравственного самоопределения человека, сохранения природы и национальной культуры. Яркое выражение они нашли в выступлениях Белова в качестве народного депутата СССР (1989—92) и члена Верховного Совета (1990—91), а также в ряде статей и книг: «Начать с личного самоограничения» (Сибирь. 1988. № 1), «Из пепла...» (Наш современник. 1991. №4), «Внемли себе» (1993) и др. В своей «почвенной» позиции Белов тяготеет к философским и историческим воззрениям И.А. Ильина, чьи избранные работы он подготовил и издал с собственным предисловием (Ильин И.А. Одинокий художник. М., 1993). С предельной откровенностью Белов говорит о своем духовном пути: «...мучает меня, что я очень уж долгое время был... воинственным атеистом. Мне и сейчас, конечно, далеко до полноты христианского понимания и всепрощения, но стремлюсь к православной вере. <...> Пока наш народ не обретет Бога в душе своей, до тех пор не вернется и наш русский лад» (Молюсь за Россию! // Наш современник. 2002. №10. С. 6.).

Перу Белова принадлежат рассказы для детей, юмористические миниатюры («Бухтины вологодские завиральные в шести частях»), пьесы («Князь Александр Невский», «Над светлой водой» и др.), киноповесть «Целуются зори...».

Василий Иванович Белов — лауреат Государственной премии СССР, Литературной премии им. Л. Толстого, награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени.