"Котлован" А. Платонова как художественный документ эпохи

Книги А. Платонова обладают каким-то непостижимым обаянием, это честный взгляд художника, которому удалось запечатлеть жизнь своей эпохи такой, какая она есть, и дать нам, читателям, возможность задуматься над тем, такой ли она должна быть. Повесть "Котлован" стала художественным документом эпохи социалистического строительства и коллективизации, и поэтому - одним из самых читаемых произведений возвращенной литературы, хотя чтение этой книги вызывает боль почти физическую - это страшная книга.
Страх сопровождает вас с первых строк повести, потому что необычен и неестествен сам язык повести Платонова, в которой библейская форма изложения сочетается с бюрократической, канцелярской лексикой тех лет. Язык этот, необыкновенно тяжелый и статичный, свидетельствующий более о присутствии смерти, чем о существовании жизни, подобен плотной свинцовой среде, сквозь которую с огромными усилиями следуешь за авторской мыслью. Эта тяжесть, окаменелость, вызывающая поначалу иллюзию спокойствия, держит читателя в диком, постоянно усиливающемся напряжении. Не случайно в своем предисловии к английскому изданию книги Андрея Платонова Иосиф Бродский писал: "Наличие абсурда в грамматике свидетельствует не о частной трагедии, а о трагедии народа в целом". Согласно Платонову, трагедия народа - это и трагедия каждого отдельного человека. Одни переживают ее безмолвно, другие - обречены искать выход из тупика.
Главный герой повести Платонова "Котлован" Вощев, "уволенный с небольшого механического завода, где добывал средства для своего существования", превращен автором в правдоискателя. Вощев - странник, прямой наследник некрасовских мужиков-правдоискателей, один из немногих, кто сохранил в себе это русское свойство души: искать правду, истину, смысл жизни. Дорога приводит его на строительство котлована под "общепролетарское здание". Землекопы, работающие здесь, уверены, что они знают истину, постигли смысл бытия. Вощев остается с рабочими в надежде проникнуться "общим энтузиазмом труда", дабы раз и навсегда положить конец сомнениям, терзающим его душу, обрести истину и все силы отдать "неимущим пролетариям", как это делают остальные.
Но как безрадостны лица людей, владеющих истиной: "...лица были угрюмы и худы, а вместо покоя жизни они имели измождение...". Как похожи рабочие во время сна на оставленный до утра, лежащий без дела инструмент: "Все спящие были худы, как умершие, тесное место меж кожей и костями у каждого было занято жилами. Вощев всмотрелся в лицо ближнего спящего - не выражает ли оно безответного счастья удовлетворенного человека. Но спящий лежал замертво, глубоко и печально скрылись его глаза". Почему же люди, призванные быть строителями счастья грядущих поколений, работающие для этого счастья, с таким ожесточением и безжалостностью относятся к самим себе, к природе, друг к другу? Знакомя нас с землекопами ближе, Платонов показывает, насколько одинок человек в этом мире: коллектив, оказывается, не объединяет людей, а разрушает личность, унижает человеческое достоинство, коллектив не знает ценности отдельной человеческой жизни, ее неповторимости. Это "перевернутый" мир, где созидание будущего неминуемо сопровождается разрушением настоящего, где люди, работающие для счастья, сами несчастны, где труд не имеет творческого начала, столь необходимого им, - это последовательное умерщвление души и плоти. Символична сцена, в которой Вощев первый раз выходит на работу. Удивительно, что он ни на секунду не испытывает радости, осознавая пользу своего труда, а обращает внимание лишь на то, что с каждым ударом лопаты уничтожает чью-то жизнь: "Уже тысячи былинок, корешков и мелких почвенных приютов усердной твари он уничтожил навсегда и работал в теснинах тоскливой глины". Все это: разрушение, одиночество, смерть - и есть то самое, что закладывается в фундамент будущей жизни, того дома, в который должны войти "на вечное, счастливое поселение трудящиеся всей земли". Это и есть новая нравственность, в которой нет и не может быть места для библейских добра и зла, этих старых понятий уже давно не существует в новом мире. Теперь есть бедняки и кулаки, причем первые непременно должны уничтожить последних, есть девочка, спящая в одном гробу и играющая в другом. Жизнь стала средством, а не целью, а, значит теперь она ничего не стоит. Но самое страшное в том, что все это становится естественным для людей! Они приняли этот мир и его законы, не сомневаясь в их истинности, как одну из директив, что каждодневно обрушиваются на них из репродуктора.
Но может ли существовать человек в таком "идеальном мире" не превратившись в "грустного урода"? Нет! Потому что этот новый мир лишил людей прошлого, уничтожил те нравственные законы, которые учили не разрушать, а любить и созидать. А если в мире нет любви, значит, в нем нет истины, и поэтому все, что свершается в нем - путь к Апокалипсису.
Вот почему так и не нашел истины, а вернее сказать, не принял ее суррогата главный герой платоновской повести. И то, что он никуда не уходит от мастеровых даже после убийства активиста, после смерти Насти, свидетельствует лишь о том, что идти некуда, что весь мир стал подобен котловану - огромной черной яме, больше всего похожей на могилу. Это уже трагедия не одного Вощева, это трагедия всех тех, кто добровольно стал рабом "великой идеи", принес ей в жертву и свою жизнь, и свой разум, и свое будущее. Идея "идеального мира" зашла в тупик, людям оказалась не под силу та роль, которую они сами отвели себе в истории. Воистину, "сон разума рождает чудовищ!". Против этого чудовищного мира и восстает Платонов, создавая в "Котловане" художественную картину вырождения людей в эпоху строительства нового мира. Этот протест против безнравственности мира очень чутко уловил Иосиф Бродский: "Котлован" - произведение чрезвычайно мрачное, и читатель закрывает книгу в самом подавленном состоянии. Если бы в эту минуту была возможной прямая трансформация психической энергии в физическую, то первое, что следовало бы сделать, закрыв данную книгу, это отменить существующий миропорядок и объявить новое время".Астафьев Д. 11класс, школа 196 С.-Петербург

    ПЛАТОНОВ, АНДРЕЙ ПЛАТОНОВИЧ (1899–1951), настоящая фамилия Климентов, русский прозаик, драматург. Родился 16 (28) августа 1899 в рабочем пригороде Воронежа. Был старшим сыном в семье слесаря железнодорожных мастерских. Впечатления нелегкого, полного взрослых забот детства отразились в рассказе Семен (1927), в котором образ заглавного героя имеет автобиографические черты. Учился в церковноприходской школе, в 1914 вынужден был оставить учебу и пойти работать. До 1917 сменил несколько профессий: был подсобным рабочим, литейщиком, слесарем и т.п., о чем написал в ранних рассказах Очередной (1918) и Серега и я (1921). По словам Платонова, «жизнь сразу превратила меня из ребенка во взрослого человека, лишая юности».
    В 1918 Платонов поступил в Воронежский железнодорожный политехникум, реализовав проявившийся в нем с детства интерес к машинам и механизмам. Некоторое время, прервав учебу, работал помощником машиниста. В 1921 написал брошюру Электрофикация и по окончании техникума (1921) называл электротехнику своей основной специальностью. Потребность учиться Платонов объяснил в рассказе Река Потудань (1937) как желание «поскорее приобрести высшее знание», чтобы преодолеть бессмысленность жизни. Героями многих его рассказов (На заре туманной юности, Старый механик и др.) являются железнодорожники, жизнь которых он хорошо знал с детства и юности.
    С 12 лет Платонов писал стихи. В 1918 начал работать журналистом в воронежских газетах «Известия укрепрайона», «Красная деревня» и др. В 1918 в журнале «Железный путь» начали публиковаться стихотворения Платонова (Ночь, Тоска и др.), вышел его рассказ Очередной, а также очерки, статьи и рецензии. С этого времени Платонов становится одним из самых заметных литераторов Воронежа, активно выступает в периодике, в том числе под псевдонимами (Елп.Баклажанов, А.Фирсов и др). В 1920 Платонов вступил в РКП(б), но уже через год по собственному желанию вышел из партии.
    Книга стихов Платонова Голубая глубина (1922, Воронеж) получила положительную оценку В.Брюсова. Однако в это время, под впечатлением от засухи 1921, приведшей к массовому голоду среди крестьян, Платонов решил переменить род деятельности. В автобиографии 1924 он писал: «Будучи техником, я не мог уже заниматься созерцательным делом – литературой». В 1922–1926 Платонов работал в Воронежском губернском земельном отделе, занимаясь мелиорацией и электрификацией сельского хозяйства. Выступал в печати с многочисленными статьями о мелиорации и электрификации, в которых видел возможность «бескровной революции», коренного изменения к лучшему народной жизни. Впечатления этих лет воплотились в рассказе Родина электричества и др. произведениях Платонова 1920-х годов.
    В 1922 Платонов женился на сельской учительнице М.А.Кашинцевой, которой посвятил повесть Епифанские шлюзы (1927). Жена стала прототипом заглавной героини рассказа Песчаная учительница. После смерти писателя М.А.Платонова много сделала для сохранения его литературного наследия, публикации его произведений.
    В 1926 Платонов был отозван на работу в Москву в Наркомзем. Был направлен на инженерно-административную работу в Тамбов. Образ этого «обывательского» города, его советской бюрократии узнается в сатирической повести Город Градов (1926). Вскоре Платонов вернулся в Москву и, оставив службу в Наркомземе, стал профессиональным литератором.
    Первой серьезной публикацией в столице стала повесть Епифанские шлюзы. За ней последовала повесть Сокровенный человек (1928). Описанные в Епифанских шлюзах преобразования Петра I перекликались в творчестве Платонова с современными ему «головными» коммунистическими проектами глобального переустройства жизни. Эта тема является главной в очерке Че-Че-О (1928), написанном совместно с Б.Пильняком после поездки в Воронеж в качестве корреспондентов журнала «Новый мир».
    Некоторое время Платонов был членом литературной группы «Перевал». Членство в «Перевале», а также публикация в 1929 рассказа Усомнившийся Макар вызвали волну критики в адрес Платонова. В том же году получил резко отрицательную оценку А.М.Горького и был запрещен к печати роман Платонова Чевенгур (1926–1929, опубл. в 1972 во Франции, в 1988 в СССР).
    Чевенгур стал не только самым большим по объему произведением Платонова, но и важной вехой в его творчестве. Писатель довел до абсурда идеи коммунистического переустройства жизни, владевшие им в молодости, показав их трагическую неосуществимость. Черты действительности приобрели в романе гротескный характер, в соответствии с этим сформировался и сюрреалистический стиль произведения. Его герои чувствуют свое сиротство в обезбоженном мире, свою разъединенность с «душой мира», которая воплощается для них в бесплотных образах (для революционера Копенкина – в образе неведомой ему Розы Люксембург). Пытаясь постичь тайны жизни и смерти, герои романа строят социализм в уездном городе Чевенгуре, избрав его как место, в котором благо жизни, точность истины и скорбь существования «происходят сами собой по мере надобности». В утопическом Чевенгуре чекисты убивают буржуев и полубуржуев, а пролетарии питаются «пищевыми остатками буржуазии», потому что главной профессией человека является его душа. По словам одного из персонажей, «большевик должен иметь пустое сердце, чтобы туда все могло поместиться». В финале романа главный герой Александр Дванов погибает по собственной воле, дабы постичь тайну смерти, поскольку понимает: тайна жизни не поддается разгадке теми способами, что применяются для ее преобразования. Переустройство жизни является центральной темой повести Котлован (1930, опубл. в 1969 в ФРГ, в 1987 в СССР), действие которой происходит во время первой пятилетки. «Общепролетарский дом», котлован для которого роют герои повести, является символом коммунистической утопии, «земного рая». Котлован становится могилой для девочки Насти, символизирующей в повести будущее России. Стройка социализма вызывает ассоциации с библейским рассказом о строительстве Вавилонской башни. В Котловане воплощен также традиционный для Платонова мотив странствия, во время которого человек – в данном случае безработный Вощев – постигает истину, пропуская через себя пространство. В послесловии к американскому изданию Котлована И.Бродский отметил сюрреализм Платонова, в полной мере выразившийся в образе участвующего в строительстве медведя-молотобойца. По мнению Бродского, Платонов «сам подчинил себя языку эпохи, увидев в нем такие бездны, заглянув в которые однажды, он уже более не мог скользить по литературной поверхности». Выход в свет повести-хроники Впрок с разгромным послесловием А.Фадеева (1931), в которой коллективизация сельского хозяйства была показана как трагедия, сделала публикацию большинства произведений Платонова невозможной. Исключение составил сборник прозы Река Потудань (1937). Повести Джан (1935), Ювенильное море (1934), написанные в 1930-е годы пьесы Шарманка и 14 Красных Избушек не были опубликованы при жизни автора. Публикация произведений Платонова была разрешена в годы Отечественной войны, когда прозаик работал фронтовым корреспондентом газеты «Красная звезда» и писал рассказы на военную тему (Броня, Одухотворенные люди, 1942; Смерти нет!, 1943; Афродита, 1944 и др.; вышло 4 книги). После того как его рассказ Семья Иванова (другое название – Возвращение) в 1946 подвергся идеологической критике, имя Платонова было вычеркнуто из советской литературы. Написанный в 1930-е годы роман Счастливая Москва был обнаружен только в 1990-е годы. Первая после большого перерыва книга Волшебное кольцо и другие сказки была издана в 1954, уже после смерти автора. Все публикации произведений Платонова сопровождались в советский период цензурными ограничениями. Умер Платонов в Москве 5 января 1951.