Эстетическое мышление и историзм Вольтера

Эстетическое мышление Вольтера отличается сложностью и противоречивостью. В нем своеобразно переплетаются различные тенденции. Развиваясь в основном в русле классицистских, рационалистических традиций, Вольтер испытал сильное воздействие идей английского философа-сенсуалиста Локка.Придерживаясь в целом чисто рационалистических принципов построения художественного произведения (вплоть до пунктуального соблюдения правил трех единств в трагедии), Вольтер вместе с тем боролся за эмоциональную насыщенность искусства. Ему хотелось не только просвещать разум, но и волновать сердце. Вольтер, как и другие просветители XVIII в., исходил из верного положения о том, что творчество эмоционально выразительное скорее найдет дорогу к сознанию читателя или зрителя. Ориентацией на эмоциональную выразительность объясняется то предпочтение, которое Вольтер отдает Расину перед Корнелем, считая последнего также весьма крупным драматургом-классицистом. Если Корнель, «древний римлянин», по складу своего характера, создал, по его мнению, «школу величия души», то Расин глубоко проник в тайники человеческого сердца. Его образы — источник сильных эмоциональных переживаний.

Вольтер идет по пути реформы трагедийного жанра, ищет возможности усиления его эмоционального воздействия. Он открывает в драматургию широкий доступ героям, которые больше действуют, чем рассуждают. Длинные монологи, аргументирующие речи ему хотелось бы заменить действиями, в которых участвовали бы люди, обладающие яркими страстями, пылким темпераментом. Вольтер не против вторжения в театр природы», он борется за то, чтобы персонажи не были скованы в своих чувствах правилами великосветского этикета и придворно-аристократической галантности. Он уделяет большое внимание сценической зрелищно.

Драма, по его мнению, должна быть остро конфликтной, изобилующей психологическим драматизмом. В письме к м-м де Фонтен от 5.V 1759 г. Вольтер, сообщая о своих творческих замыслах, спрашивал: «Не правда ли, вы хотели бы трагедию в новом вкусе, полную грохота, действия, зрелища, совершенно новую, очень интересную, весьма необыкновенную, обильную переживаниями, ситуациями, правдивыми и, вместе с тем, новыми для сцены характерами».

В то же время Вольтер против запутанной, сложной интриги, ратует за ясную композицию драмы. Признание им «естественности» также имеет довольно узкие границы. Идя навстречу новым эстетическим веяниям эпохи, Вольтер еще прочно связан с традициями старой дворянской культуры, ограничен в своих решениях аристократическими вкусами. Все это накладывает отпечаток на его эстетические искания и реформы, делает их половинчатыми.

Весьма характерно в этом плане отношение Вольтера к Шекспиру. Автор «Заиры» и «Магомета» гордился тем, что ему принадлежит честь открытия для Франции английского драматурга. Вольтер был поражен мощью, величием характеров Шекспира, противопоставил их героям-резонерам в драматургии классицистов. Его пленило также то, что в трагедиях Шекспира происходят не «холодные политические диспуты», а развертывается напряженное захватывающее действие. Но вместе с тем Вольтер отвергает Шекспира, ему претит его грубость, «нецивилизованность».

«Он создал театр, говорится о Шекспире в «Философских письмах», он обладал гением, полным мощи и изобилия, естественности и возвышенности, но без малейшей искры хорошего вкуса и без какого бы то ни было знания правил». Вольтер называет трагедии Шекспира «уродливыми фарсами», в которых есть отдельные «величественные и потрясающие» места. Его шокирует, например, разговор Брута и Кассия в «Юлии Цезаре»: «Они ссорились, и я готов это признать,— довольно непристойно, они говорили друг другу такие вещи, которые у нас порядочным и хорошо воспитанным людям выслушивать не приходится». Ему не нравятся шутки могильщиков —«Гамлете». Но в то же время он находит в этой пьесе сцены (монолог «Быть или не быть» и др.), которые «искупают все ошибки» ее автора.

В оценке Шекспира преломились, как в фокусе, и сильные и слабые стороны эстетического мышления Вольтера. Вольтер борется за приближение творчества к природе, но он за естественность, пропущенную через эстетический фильтр просвещенного, цивилизованного общества. Шекспир велик, но это «гений, лишенный культуры и вкуса», ему не хватает просвещенности, поэтому «образованные люди разных стран считают его самым презренным шутом, который когда-либо развлекал простой народ... Однако в сочинениях этого же человека, — продолжает Вольтер, — мы находим места, воодушевляющие воображение и проникающие в сердце. Это сама правда, это природа, говорящая своим собственным языком без какой-либо примеси искусства».

Вольтеру не чужд исторический взгляд на мир.

Жизнь, по его убеждениям, непрерывно развивается и вместе с ней трансформируются эстетические представления и само художественное творчество. «В рассуждении об. эпической поэзии» Вольтер пишет: «Обычаи, язык, вкусы народов, даже если они живут в самом близком соседстве, всегда различны между собою — да что я говорю? — один и тот же народ становится неузнаваемым через три, четыре столетия. В искусствах, зависящих непосредственно от воображения, совершается столько же революций, сколько бывает их в государствах: они изменяются на тысячу ладов, в то время как люди пытаются их ввести в твердые рамки».

Своим историзмом Вольтер существенно отличается от последовательных классицистов, которые полагали, что существует не подвластный влиянию времени абсолютный идеал прекрасного, получивший наиболее яркое воплощение в произведениях писателей Древней Греции и Рима. Отсюда теоретики классицизма говорили о необходимости подражания античным образцам.

Вольтер не принимает теории подражания. Он считает, что искусство совершенствуется с успехами просвещения. В споре о новых и древних авторах, который разгорелся в начале XVIII в., Вольтер отдал предпочтение писателям современной ему эпохи. Гомер, по его мысли, хорош, но он стал бы еще лучше, если бы его сознания коснулась современная цивилизация. Не отшлифован, по его мнению, и могучий талант Шекспира. Вольтер энергично протестует против рабского подражания античным мастерам. Из античного мира нужно взять то, что является безусловно прекрасным, т. е. отвечает современным эстетическим требованиям, и оставить то, что отжило свой век. Вольтер говорит об избирательном отношении к художественному наследию классиков античной литературы. У них, по его мнению, следует перенять принцип изображения жизни, но не следует им подражать в выборе материала и в характере его осмысления. Греки и римляне мифологизировали действительность, современный человек свободен от мифологических взглядов.

Историзм Вольтера весьма своеобразен. Он покоится на непосредственном соотнесении прошлого и настоящего. Критерием при определении истинности того или иного художественного явления для Вольтера служат эстетические чувства и эстетический идеал современного ему просвещенного человека. Отсюда его «неполное» признание Гомера, Шекспира и других гениев прошлых эпох. Однако Вольтер не полностью принимает также творчество тех классицистов, которые, ориентируясь на вкусы придворно-аристократических кругов, впадали в напыщенность, жеманство, обнаруживали «нечувствительность к естественной красоте».

Вольтер стоит за соединение естественности и цивилизованности, он не допускает в искусство природу в ее первозданном виде, не переносит ее соседства с явлениями, прошедшими через «школу» цивилизации. Он высказывается против совмещения в одном произведении трагических и комических элементов, что ведет, по его мнению, к разрушению единства стиля: «Нельзя в одной и той же комнате помещать Карла Пятого и Яфета Армянского, Августа и пьяного матроса, Марка Аврелия и уличного шута». Будущее драмы он видит в синтезе Шекспира и Лопе де Вега с достижениями классицистской драматургии. «Я всегда думал, что счастливое и умелое сочетание действенности, которая властвует на сценах Лондона и Мадрида, с благоразумием, изяществом, благородством и благоприличием нашего театра, может произвести нечто совершенное» («О «Юлии Цезаре» Шекспира»).жет произвести нечто совершенное» («О «Юлии Цезаре» Шекспира»).

Основные положения своей эстетической теории Вольтер воплотил в драматургическом творчестве. Им написано свыше пятидесяти различных пьес (трагедии, драмы в прозе, либретто опер и т. д.). Особенно большое значение Вольтер придавал жанру трагедии, считая себя непосредственным продолжателем традиций Корнеля и в особенности Расина.

Как автор трагедии Вольтер дебютировал в 1719 г. пьесой «Эдип». Уже в первой своей пьесе он избирает коллизию, весьма характерную для всего его творчества: столкновение нравственно совершенного человека с враждебными ему обстоятельствами жизни. Злой силой, стоящей на пути героя, являются боги. Вольтер входит в большую литературу как критик религиозных догм. Антиклерикальная тема займет в дальнейшем доминирующее положение, в его драматургии. Эдип честен, прямодушен, умен, смел, вполне достоин счастья. Но над ним тяготеет проклятье, совершенное не им, а его предками. Эдип делает все возможное, чтобы избежать предсказаний оракула. Он творит людям только добро. Подвергаясь смертельной опасности, Эдип освобождает Фивы от чудовищного сфинкса. Но боги преследуют его неумолимо, заставляют убить отца и вступить в кровосмесительный брак с матерью. Пафос трагедии — в защите невинно страдающей личности, в осуждении власти судьбы, обрекающей человека на страдание и гибель. Эдип выступает в роли обличителя бесчеловечных «божественных» законов: «Безжалостные боги, вами рождены мои преступления, и вы казните меня за них!».Вольтер защищает интересы человека, отстаивает его право свободно устраивать свою жизнь, протестует против религиозного гнета. Вольтеровский гуманизм социально активен. Он осуждает те чувства личности, которые вступают в противоречие с ее общественным, гражданским долгом. Подлинно человеческое в эстетике и творчестве Вольтера — это всегда разумное, соответствующее духу эпохи Просвещения.

Весьма показательна в этом плане трагедия Вольтера «Брут» (1730). В ней главным героем является мужественный республиканец Брут, принявший активное участие в свержении царя-деспота Таркви-ния. По стопам отца идет и его сын Тит, выступавший как полководец в защиту интересов родины.

Патриотические чувства Брута и Тита подвергаются большому испытанию. Тит воспылал страстью к дочери Тарк-виния Туллии и оказался втянутым в антиреспубликанский заговор. «Природное» в нем на какой-то момент восторжествовало над «общественным», и он стал предателем. В роли судьи Тита по решению сената выступает сам Брут, осуждающий своего сына на казнь. Идеалы республики для него превыше всего. Брут — образ несгибаемого гражданина, человека, умеющего подчинять свои отцовские чувства велению разума. Человеческое и гражданское в нем сливаются в одно целое. Поэтому в душе героя Вольтера нет раздвоенности. Он без колебаний выносит смертный приговор Титу, отвергает соболезнования друзей по борьбе. Для него не могло быть иного решения.

Одна из лучших трагедий Вольтера первого периода творчества — «Заира» (1732), написанная под влиянием Шекспира.

В центре ее — тонко чувствующая, гуманная женщина, живущая в мире, где властвует свирепый религиозный фанатизм. Естественному чувству героини противостоят не боги античной мифологии, как в «Эдипе», а христианство. Вольтер наносит удар по католической церкви, губящей все истинно прекрасное на земле. Он опять всецело защищает право личности на счастье. Любовь Заиры, пленницы-христианки, к султану Оросману носит возвышенный характер. Это не дикая стихийная страсть, а глубокое чувство, основанное на уважении. Заира любит Оросмана не за его сан, а за возвышенность души. Ее особенно трогает то, что султан увидел и оценил в бедной невольнице прекрасные человеческие качества. Орос-ман не пользуется своим правом победителя. Он предлагает Заире не жалкую роль наложницы, а трон, желает видеть ее своей помощницей и подругой. В. от от этого и «хмелеет душа» Заиры.

Нерестан и Люзиньян морально истязают Заиру, считают ее преступницей, достойной смерти. Им дела нет до того, что она любит человека, поднявшегося в своем поведении выше моральных заповедей ислама и христианства. Заира мечется, страдает. В ее сознании идет борьба не между абстрактным религиозным долгом и чувством. У Вольтера конфликт имеет другое содержание. Заира под давлением Нере-стана дает согласие креститься и не осквернять христианской религии браком с иноверцем! Любовь к Оросману вступает в сердце Заиры в столкновение не с отвлеченной, идеей верности христианским догмам, а с любовью к отцу, брату, родине. В трагедии Вольтера со страшной силой сталкиваются в известном смысле равновеликие ценности. И выхода из такого противоречия нет. Заира гибнет, кончает самоубийством Оросман. Торжествуют догматы христианской религии, но их формальное торжество куплено кровью двух хороших людей. Кровавая развязка приводит в смущение даже такого закоренелого фанатика, как Нерестан. В его сознание закрадывается сомнение в справедливости божьих деяний:

Веди меня, Господь! Не знаю, что со мной.

И гневом ли твоим я должен восхищаться

Иль с жалобой к тебе на скорбь мою подняться?

Гибель героини в трагедии Вольтера производит столь сильное впечатление потому, что за ней нет никакой трагической вины. Заира — жертва религиозной нетерпимости. Вольтер сосредоточивает весь огонь критики на обстоятельствах, губительных для жизни естественного, нравственно здорового человека.

    ВОЛЬТЕР, ФРАНСУА-МАРИ АРУЭ ДЕ (Voltaire, Franois-Mari Arouet de) (1694–1778), французский философ, романист, историк, драматург и поэт эпохи Просвещения, один из величайших французских писателей. Известен преимущественно под именем Вольтер. Родился 21 ноября 1694 в Париже, в семь лет потерял мать. Его отец, Франсуа Аруэ, был нотариусом. Сын провел шесть лет в иезуитском коллеже Людовика Великого в Париже. Когда он в 1711 вышел из коллежа, практически мыслящий отец устроил его в контору адвоката Аллена изучать законы. Однако юный Аруэ гораздо живее интересовался поэзией и драмами, вращаясь в кругу вольнодумцев-аристократов (т.н. «Общество Тампля»), объединившихся вокруг герцога Вандома, главы Ордена мальтийских рыцарей.
    После многочисленных житейских передряг юный Аруэ со свойственной ему порывистостью и безоглядностью принялся сочинять сатирические стихи, которые метили в герцога Орлеанского. Эта затея, естественно, закончилась заточением в Бастилии. Там ему предстояло провести одиннадцать месяцев, и говорят, что, желая скрасить долгие часы в тюремной камере, он положил начало будущей своей прославленной эпической поэме Генриада (Henriade). Его трагедия Эдип (Oedipe,1718) имела шумный успех на сцене «Комеди Франсез», и ее двадцатичетырехлетний автор был провозглашен достойным соперником Софокла, Корнеля и Расина. Автор без ложной скромности добавил к своей подписи аристократическое «де Вольтер». Под именем Вольтер он и достиг славы.
    В конце 1725 в театре Опера Вольтера оскорбил отпрыск одного из самых родовитых семейств Франции – шевалье де Роан-Шабо. Полный иронии ответ Вольтера, как можно догадаться, был скорее колким, чем тактичным. Два дня спустя последовала новая стычка в «Комеди Франсез». Вскоре Вольтера, обедавшего у герцога де Сюлли, вызвали на улицу, набросились на него и избили, причем шевалье давал указания, сидя в карете поблизости. Высокородные приятели Вольтера без колебаний приняли в этом конфликте сторону аристократа. Правительство решило избежать дальнейших осложнений и упрятало в Бастилию не шевалье, а Вольтера. Это случилось в середине апреля 1726. Примерно через две недели его выпустили, поставив условие, что он удалится из Парижа и будет жить в изгнании. Вольтер решил уехать в Англию, куда прибыл в мае и где оставался до конца 1728 или ранней весны 1729. Он с энтузиазмом изучал различные стороны английской жизни, литературы и общественной мысли. Его поразили живостью действия увиденные на сцене пьесы Шекспира.
    Вернувшись во Францию, Вольтер следующие двадцать лет большей частью жил со своей любовницей мадам дю Шатле, «божественной Эмилией», в ее замке Сире на востоке страны, у границы Лотарингии. Она усердно занималась науками, в особенности математикой. Отчасти под ее влиянием Вольтер стал интересоваться, помимо литературы, ньютоновой физикой. Годы в Сире стали решающим периодом в долгой карьере Вольтера как мыслителя и писателя.В 1745 он стал королевским историографом, был избран во Французскую Академию, в 1746 стал «кавалером, допускаемым в королевскую опочивальню».
    В сентябре 1749 мадам дю Шатле неожиданно скончалась. Несколько лет она, движимая чувством ревности, хотя, конечно, и благоразумием, отговаривала Вольтера принять приглашение Фридриха Великого и обосноваться при прусском дворе. Теперь более не было причин отклонять это предложение. В июле 1750 Вольтер прибыл в Потсдам. Поначалу его тесное общение с «королем-философом» внушало только энтузиазм. В Потсдаме не было во всех деталях продуманного ритуала и формальностей, типичных для французского двора, и не чувствовалось робости перед лицом нетривиальных идей – если они не выходили за пределы частного разговора. Но вскоре Вольтеру стала в тягость обязанность править французские писания короля в стихах и прозе. Фридрих был человеком резким и деспотичным; Вольтер был тщеславен, завидовал Мопертюи, поставленному во главе королевской Академии, и, невзирая на приказания монарха, добивался своих целей в обход установленных порядков. Столкновение с королем становилось неизбежным. В конце концов, Вольтер ощутил себя счастливым, когда ему удалось вырваться «из львиных когтей» (1753).
    Поскольку три года назад он, как считалось, сбежал в Германию, Париж был для него теперь закрыт. После долгих колебаний он обосновался в Женеве. Одно время зиму он проводил в соседней Лозанне, обладавшей собственным законодательством, потом купил средневековый замок Торне и еще один, более современный, – Ферне; они находились близко один от другого, по обе стороны французской границы. Около двадцати лет, с 1758 по 1778, Вольтер, по его словам, «царил» в своем маленьком королевстве. Он устроил там часовые мастерские, гончарное производство, производил опыты с выведением новых пород скота и лошадей, испытывал разные усовершенствования в земледелии, вел обширную переписку. В Ферне приезжали из самых разных краев. Но главным было его творчество, обличавшее войны и гонения, вступавшееся за несправедливо преследуемых – и все это с целью защитить религиозную и политическую свободу. Вольтер – один из основоположников Просвещения, он – провозвестник пенитенциарной реформы, осуществленной в годы Французской революции.
    В феврале 1778 Вольтера уговорили вернуться в Париж. Там, окруженный всеобщим поклонением, невзирая на открытое нерасположение Людовика XVI и испытывая прилив энергии, он увлекался одним начинанием за другим: присутствовал в «Комеди Франсез» на представлении своей последней трагедии Ирина (Irene), встречался с Б.Франклином, предложил Академии подготовить все статьи на «А» для нового издания ее Словаря. Смерть настигла его 30 мая 1778.
    Сочинения Вольтера составили в известном издании Молана пятьдесят томов почти по шестьсот страниц каждый, дополненные двумя большими томами Указателей. Восемнадцать томов этого издания занимает эпистолярное наследие – более десяти тысяч писем.
    Многочисленные трагедии Вольтера, хотя они в большой степени способствовали его славе в 18 в., ныне мало читаются и в современную эпоху почти не ставились на сцене. Среди них лучшими остаются Заира (Zare, 1732), Альзира (Alzire, 1736), Магомет (Mahomet, 1741) и Меропа (Mrope, 1743).
    Легкие стихи Вольтера на светские темы не утратили блеска, его стихотворные сатиры все так же способны уязвить, его философские поэмы демонстрируют редкую способность полностью выражать идеи автора, нигде не отступая от строгих требований поэтической формы. Среди последних наиболее важны Послание к Урании (Eptre Uranie, 1722) – одно из первых произведений, обличающих религиозную ортодоксию; Светский человек (Mondain, 1736), шутливое по тону, однако вполне серьезное по мысли обоснование преимуществ жизни в роскоши перед самоограничением и опрощением; Рассуждение о человеке (Discours sur l'Homme, 1738–1739); Поэма о естественном законе (Рome sur la Loi naturelle, 1756), где речь идет о «естественной» религии – тема в ту пору популярная, но опасная; знаменитая Поэма о гибели Лиссабона (Pome sur le Dsastre de Lisbonne, 1756) – о философской проблеме зла в мире и о страданиях жертв ужасного землетрясения в Лиссабоне 1 ноября 1755. Руководствуясь благоразумием и вняв советам друзей, Вольтер, однако, придал заключительным строкам этой поэмы умеренно оптимистическое звучание.
    Одним из высших достижений Вольтера являются его труды по истории: История Карла XII, короля Швеции (Histoire de Charles XII, roi de Sude, 1731), Век Людовика XIV (Sиcle de Louis XIV, 1751) и Опыт о нравах и о духе народов (Essai sur les moeurs et l'esprit des nations, 1756), сначала называвшийся Всеобщая история. Он внес в исторические сочинения свой замечательный дар ясного, увлекательного повествования.
    Одно из ранних произведений Вольтера-философа, заслуживающее особого внимания, – Философские письма (Les Lettres philosophiques, 1734). Нередко его называют также Письмами об англичанах, поскольку в нем непосредственно отразились впечатления, вынесенные автором из пребывания в Англии в 1726–1728. С неизменной проницательностью и иронией автор изображает квакеров, англикан и пресвитериан, английскую систему управления, парламент. Он пропагандирует прививки от оспы, представляет читателям философа Локка, излагает основные положения ньютоновой теории земного притяжения, в нескольких остро написанных абзацах характеризует трагедии Шекспира, а также комедии У.Уичерли, Д. Ванбру и У.Конгрива. В целом лестная картина английской жизни таит в себе критику вольтеровской Франции, проигрывающей на этом фоне. По этой причине книга, вышедшая без имени автора, тут же была осуждена французским правительством и подверглась публичному сожжению, что только способствовало популярности произведения и усилило его воздействие на умы. Вольтер отдал должное умению Шекспира строить сценическое действие и оценил его сюжеты, почерпнутые из английской истории. Однако как последовательный ученик Расина он не мог не возмутиться тем, что Шекспир пренебрегает классицистским «законом трех единств» и в его пьесах смешиваются элементы трагедии и комедии. Трактат о веротерпимости (Trait sur la tolrance, 1763), реакция на вспышку религиозной нетерпимости в Тулузе, представлял собой попытку реабилитировать память Жана Каласа, протестанта, который пал жертвой пыток. Философский словарь (Dictionnaire philosophique, 1764) удобно, в алфавитном порядке излагает взгляды автора на природу власти, религии, войны и многие другие характерные для него идеи. На протяжении своей долгой жизни Вольтер оставался убежденным деистом. Он искренне симпатизировал религии нравственного поведения и братской любви, не признающей власти догм и преследований за инакомыслие. Поэтому его привлекали английские квакеры, хотя многое в их обиходе казалось ему забавным чудачеством. Из всего написанного Вольтером более всего известна философская повесть Кандид (Candide, 1759). В стремительно развивающемся рассказе описаны превратности судьбы наивного и простодушного молодого человека по имени Кандид. Кандид учился у философа Панглоса (букв. «одни слова», «пустозвон»), внушавшего ему, вслед за Лейбницем, что «все к лучшему в этом лучшем из возможных миров». Мало-помалу, после повторяющихся ударов судьбы, Кандид проникается сомнением насчет верности этой доктрины. Он воссоединяется со своей возлюбленной Кунигундой, которая из-за перенесенных невзгод стала уродливой и сварливой; он вновь рядом с философом Панглосом, который, хотя и не столь уверенно, исповедует все тот же самый взгляд на мир; его небольшое общество составляют еще несколько персонажей. Все вместе они организуют неподалеку от Константинополя маленькую коммуну, в которой торжествует практичная философия, обязывающая каждого «возделывать свой сад», выполняя необходимую работу без чрезмерно усердного выяснения вопросов «почему» и «для какой цели», без попыток разгадать неразрешимые умозрительные тайны метафизического толка. Весь рассказ кажется беспечной шуткой, а его ирония скрывает убийственное опровержение фатализма.