Стихотворение Н. А. Заболоцкого «О красоте человеческих лиц» (восприятие, толкование, оценка)

    Стихотворение «О красоте человеческих лиц» написано в 1955-м году. Главная тема заявлена уже в названии. Автор с любовью описывает каждое выражение лица, что говорит о его человечности и житейской мудрости. Ведь истинное благодушие может прийти только через тонкое понимание жизни.    В основе стихотворения лежит метафорическое сравнение, что приводит к большой поэтичности и лиричности образов. Написано оно разностопным ямбом, строфы не облегчены пиррихиями, что приводит к достаточно жесткой интонации прочтения, скандированию. Но у такого построения строф есть и ещё одно предназначение – упор делается на каждом слове, поэтому ни одно из них не теряется в общей ткани произведения.

    Анафорические повторы («есть лица»; «иные» - «другие») в первой и третьей строке имеют символическое значение. Так, первая и вторая, третья и четвёртая характеристики сливаются в один негативный образ. Рифмовка в строфах попарная. В первых двух строках – мужская рифма («порталам» - «малом»), в третьей и четвёртой -- женская рифма («давно» - «окно»). Это отвечает образной системе стихотворения – в начале стихотворения каждому лицу отводится две строки.

    Своим стихотворением Заболоцкий утверждает, что характер человека, его внутренний мир можно прочитать не только по глазам, но и по лицу. И на самом деле, существует мнение, что характер с возрастом отпечатывается на лице. Даже расположение морщинок может сказать о многом.

    По композиции стихотворение можно разделить на две части: в первой описываются неприятные лица, а во второй - любимые и близкие. Это приём антитезы. Противопоставление используется автором для ещё более тонкой и чёткой характеристики описываемого.

    Итак, вот каков портрет, открывающий галерею образов в первой части стихотворения:

    Есть лица, подобные пышным порталам,

    Где всюду великое чудится в малом.

    В двух строчках поэт нарисовал целую картину! Читателю сразу представляется полное, немного одутловатое лицо, надменный взгляд, презрительно опущенные уголки губ и немного вздёрнутый кверху нос. Такое впечатление создаёт прежде всего аллитерация: «под», «пыш», «пор». Сочетание глухого звука «п» с гласными немедленно создаёт ассоциацию с чем-то мягким и надутым. К тому же сам эпитет – «пышный портал» -- рисует в представлении читателя что-то недосягаемое и величественное.

    Следующий образ нарисован с помощью звука «ч» («лачуг», «печень», «сычуг»). Автор не случайно использует слово «подобие», оно как нельзя лучше характеризует обладателя такого лица. Бедность духовная – вот главное их качество:

    Есть лица - подобия жалких лачуг,

    Где варится печень и мокнет сычуг.

    Вторая пара отрицательных персонажей, общим качеством для которой является отчужденность и холодность, охарактеризована так:

    Иные холодные, мертвые лица

    Закрыты решетками, словно темница.

    Другие - как башни, в которых давно

    Никто не живет и не смотрит в окно.

    Чаще всего встречающиеся сочетания звуков в этих строках - «тр» и «ы» (мёртвые, решётками, закрыты, которых…). Это создаёт звук звериного рыка; «ш» (башни) – шипение змеи; «о» -- образ замкнутого круга. К тому же, цветовая ассоциативная гамма этих стихов – серая.

    Во второй части стихотворения образы совсем другие. Первое лицо, видимо, представляет образ любимой женщины. Её непременными атрибутами являются домашний очаг, тепло любви. В стихотворении они перефразируются, и появляется «хижинка», «дыханье весеннего дня»:

    Но малую хижинку знал я когда-то,

    Была неказиста она, небогата,

    Зато из окошка ее на меня

    Струилось дыханье весеннего дня.

    Неказистость любимого лица противопоставляется пышности первого образа. Аллитерация с помощью буквы «е» ("её", "меня", "весеннего") символизирует нежность.

    А в последних строчках автор наверняка имеет в виду людей творческих, которые своим светлым взглядом на мир одухотворяют и всех окружающих:

    Есть лица - подобья ликующих песен.

    Из этих, как солнце, сияющих нот

    Составлена песня небесных высот.

    В этом стихотворении поэт предстаёт как хороший психолог, замечающий малейшие оттенки и краски мира. Для него нет маловажных деталей, всё наполнено смыслом. И, скорее всего, его лицо подобно ликующей песне. Только такой человек может воскликнуть: «Поистине мир и велик и чудесен!»

    ЗАБОЛОЦКИЙ, НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (1903–1958), русский поэт, переводчик. Родился 24 апреля (7 мая) 1903 под Казанью. Его дед по отцу, отслужив при Николае I положенные четверть века в солдатах, записался уржумским мещанином и работал объездчиком в лесничестве. Один из двух его сыновей, отец поэта, получил казенную стипендию и выучился на агронома. Женился он поздно и взял в жены городскую учительницу, «сочувствующую революционным идеям». Семья жила в селе Сернуре; сын, первый из шестерых детей, учился вдали от дома, в реальном училище Уржума. По окончании училища в 1920 Заболоцкий отправился в Москву, где поступил одновременно на филологический и медицинский факультеты Московского университета, однако вскоре переехал в Петроград и поступил в педагогический институт. Участвовал в литературном кружке «Мастерская слова», не был отобран в состав пролетарского писательского авангарда, однако нашел общий язык со стихотворцами, считавшими себя «левым флангом» ленинградского отделения Всероссийского союза поэтов (вскоре упраздненного).
    В 1926–1927 Заболоцкий служил в армии, затем получил место в отделе детской книги Госиздата. Руководил отделом С.Маршак, в отделе работали Е.Шварц, Л.Чуковская, Н.Олейников. Отдел выпускал не только книги, но и два детских журнала – «Чиж» и «Еж». К работе были привлечены поэты-единомышленники Заболоцкого – Д.Хармс и А.Введенский, образовалась поэтическая группа со своей программой. В конце 1927 она стала именоваться Объединением Реального искусства (сперва ОБЕРИО, затем ОБЭРИУ), ее приверженцы – обэриутами. Манифест обэриутов появился в начале 1928 в Афишах Дома печати, раздел «Поэзия обэриутов» написал Заболоцкий. В духе тогдашнего культа новаторства было заявлено: «Мы – творцы не только нового поэтического языка, но и создатели нового ощущения жизни и ее предметов». Себя он при этом назвал «поэтом голых конкретных фигур, придвинутых вплотную к глазам зрителя». К этому времени было опубликовано вразброс несколько стихотворений Заболоцкого, более или менее подтверждавших эту декларацию (Вечерний бар, Футбол, Игра в снежки и т.д.). Они прошли незамеченными, зато изданный тиражом 1200 экз. сборник Столбцы (1929), включавший 22 стихотворения, «вызвал в литературе порядочный скандал», как сообщал другу Заболоцкий, добавив: «...и я был причислен к лику нечестивых». Статья в журнале «Печать и революция» (1930, № 4) называлась Система девок, в журнале «Стройка» (1930, № 1) – Распад сознания. Книга оценивалась как «враждебная вылазка», однако прямых распоряжений в отношении Заболоцкого не последовало и ему (при посредстве Н.Тихонова) удалось завязать особые отношения с журналом «Звезда», где и было напечатано около десяти стихотворений, пополнивших Столбцы во второй (неопубликованной) редакции сборника (в окончательной, впервые воспроизведенной в издании 1965 редакции раздел Столбцы и поэмы содержит 46 стихотворений).
    Столбцы и примыкающие к ним стихотворения 1926–1932 представляли собой опыты словесной пластики, ориентированной на повседневную бытовую речь и сближавшей поэзию с современной живописью. Натюрморты, жанровые сцены и этюды Столбцов мотивировались «по-обэриутски»: «Посмотрите на предмет голыми глазами и вы увидите его впервые очищенным от ветхой литературной позолоты... Мы расширяем смысл предмета, слова и действия». Такое «расширение смысла» постепенно отдалило Заболоцкого от других обэриутов и явственно сказалось в поэме Торжество земледелия, написанной в 1929–1930 и полностью напечатанной в журнале «Звезда» в 1933: это была своего рода «мистерия-буфф», прославлявшая коллективизацию как начало вселенского благоустройства. О его полнейшей лояльности свидетельствует стихотворение на смерть Кирова (1934), немыслимое в контексте творчества других обэриутов. При этом в поэме Торжество земледелия, как и в последующих – Безумный волк (1931) и Деревья (1933), сказалось влияние В.Хлебникова. Как и для других поэтов левого толка, Хлебников был для Заболоцкого культовой фигурой, ему была особенно близка устремленность хлебниковской поэтической мысли к сотворению утопии, «учреждению» всемирной гармонии. Подоспело ко времени и знакомство с сочинениями К.Э.Циолковского, в которых Заболоцкий видел подтверждение визионерских мечтаний Хлебникова. Публикация Торжества земледелия повлекла за собой изъятие из обращения номера «Звезды» с текстом поэмы, оценку автора в органе ЦК ВКП(б) «Правда» (в статье В.Ермилова Юродствующая поэзия и поэзия миллионов) и шельмование в других периодических изданиях. Подготовленную к печати книгу Стихотворения 1926–1932 издать не удалось; попытка издать стихотворения и поэмы 1926–1936 оказалась тщетной. Семнадцать новых стихотворений Заболоцкого, большей частью опубликованных в газете «Известия» и максимально приближенных к среднему уровню советской интеллигентской («умствующей») поэзии 1930-х годов, составили сборник Вторая книга (1937), который, по-видимому, должен был свидетельствовать о полной «перековке» автора Столбцов и Торжества земледелия. Заболочкий выпустил также переводы-пересказы для детей и юношества Гаргантюа и Пантагрюэля Ф.Рабле, одного из Путешествий Гулливера Дж.Свифта, Тиля Уленшпигеля Ш.де Костера, а также стихотворное переложение поэмы Шота Руставели Витязь в тигровой шкуре. Тем не менее в 1938 он был арестован и осужден как участник вымышленной террористической организации ленинградских писателей. Его «дело», следствие с пытками и лагерные мытарства кратко описаны в его воспоминаниях История моего заключения (журнал «Даугава», 1988, № 3). Колымский срок был прерван, и уже в 1943 Заболоцкий получил статус ссыльно-поселенца сперва на Алтае, затем в Казахстане. В 1946 он переехал в Москву, в 1948 опубликовал сборник Стихотворения, в котором превалируют произведения грузинской тематики, среди них – Горийская симфония, акафист Сталину, написанный еще в 1936 и переизданный к семидесятилетию вождя. Заболоцкому было предложено превратить свой пересказ 1930-х годов поэмы Шота Руставели в полный перевод. Как и заказанное ему стихотворное переложение Слова о полку Игореве, это было одной из самых престижных и выгодных переводческих работ советского времени. Никакой лирики лагерно-ссыльного периода не сохранилось, и никаких свидетельств о существовании таковой не имеется; новые стихотворения начинают появляться с 1946. Они представляют собой результат творческой эволюции, определившейся еще в 1934–1937. Заболоцкий использует поэтику жестокого романса; характерна она и для стихотворений трагического звучания (В этой роще березовой, Старая сказка, Воспоминание, Где-то в поле возле Магадана и т.д.). Между тем стихотворение Облетают последние маки содержит прямое и открытое авторское признание: «Нет на свете печальней измены, чем измена себе самому». И прижизненный сборник Стихотворения (1957), и посмертное Избранное (1960) дают заведомо искаженное представление о лирике Заболоцкого, включая лишь немногим больше половины его произведений 1936–1958 и целиком отсекая стихотворения и поэмы раннего периода, противоречившие благолепному образу советского поэта. Сам Заболоцкий от своего раннего творчества не отрекался и не оставлял надежды на публикацию более или менее полного собрания. Он составил его дважды – в 1952 и 1958; предугадывая обязательные претензии стилистической цензуры, пытался без особого успеха приглаживать тексты 1926–1936, вопреки тогдашней программной «красоте неуклюжести» (Битва слонов, 1931): «Весь мир неуклюжего полон значения!». Впервые поэзия Заболоцкого была представлена читателю с достаточной полнотой в 1965 (Большая серия «Библиотеки поэта»). Ряд ранних стихотворений и поэма Птицы (1933) оставались неопубликованными до 1972. В первоначальном виде Столбцы и поэмы 1930-х годов были заново опубликованы в книге Вешних дней лаборатория (1987). Умер Заболоцкий в Москве 14 октября 1958.