Родина моя — маленькое имение Орловской губернии. Вот туда, наслушавшись споров на религиозно-философских собраниях в Петербурге, я и решил отправиться, чтобы оглянуться по сторонам, узнать, что думают мудрые лесные старцы. Так началось моё путешествие в невидимый град.
Весна. В чёрном саду поют соловьи. Крестьяне в поле словно ленивые светлые боги. Повсюду разговоры о японской войне, о грядущем «кроволитии». В Алексеевку пришли сектанты — «бродили где-то крещёные и веру потеряли», пугают геенной огненной. «Да это же не Христос, — думаю я, — Христос милостивый, ясный без книг…»
Вторая моя родина — Волга, кондовая Русь со скитами, раскольниками, с верой в град невидимый Китеж. Под Иванову ночь собираются со всех сторон странники на Ветлугу в город Варнавин, чтобы ползти «ободом друг за дружкой всю ночь» вкруг деревянной церковки над обрывом. Варнава-чудодей помог царю Ивану взять Казань. Теплится над его гробницей свеча, а в тёмном углу пророчествует бородатая старуха: «…И придёт Аввадон в Питенбург, и сядет на царство, и даст печать с цифрой шестьсот шестьдесят шесть». С годины Варнавы паломники возвращаются в Уренские леса. Здесь по скитам и деревенькам живут потомки ссыльных стрельцов, сохраняют старую веру, крестятся двумя перстами. «Что-то детски наивное и мужественное сочеталось в этих русских рыцарях, последних, вымирающих лесных стариках». Прятались они по болотам, седели в ямах, читали праведные книги, творили молитву… Чтобы узнать о них, недоверчивых, настороженных, дают мне в провожатые молодого книжника Михаила Эрастовича. С трудом мы добираемся до известного в округе Пётрушки. Подростком он убежал в заволжские леса Бога искать. Христолюбец Павел Иванович отрыл ему яму, накрыл досками, дал книги, свечи, по ночам носил хлеб и воду. Двадцать семь лет провёл Пётрушка под землёй, а как вышел, настроил избушек, собрал вокруг себя стариков. Но это уж после закона о свободе совести! Говорят мне староверы, что опасаются: «не перевернётся» ли новый закон на старые гонения? Жалуются на попа Николу: забрал из монастыря в Краснояре лучшие иконы в никонианскую церковь, ризы содрал, третьи пальчики приписал, помолодил, сидят теперь весёлые, будто пьяные…
В селе Урень «что ни двор, то новая вера, тут всякие секты раскола». Однако находят себя в старообрядчестве и люди образованные. Встретил я на Волге доктора и священника в одном лице, «верующего, как и народ, в то, что был Иона во чреве китовом три дня под действием желудочного сока». Этот доктор дал мне письмо к архиерею, с которым я собрался обсудить, возможна ли «видимая церковь». «Церковь не должна идти в наёмники к государству» — вот содержание нашего долгого разговора. При мне архиерей впервые, не таясь, а средь ясного дня приехал к мирянам, вышел на площадь и проповедовал. Звонят колокола, радуются полуразрушенные часовни и большие восьмиконечные кресты.
Но есть «церковь невидимая», хранимая в душе человеческой. Потому стекаются странники к Светлому озеру, к «чаше святой воды в зелёной зубчатой раме». От каждого исходит лучик веры в богоспасаемый невидимый град Китеж. За сотни вёрст несут тяжёлые книги, чтобы «буквой» победить противников. Чувствую, что и я начинаю верить в Китеж, пусть отражённой, но искренней верой. Мне советуют послушать праведницу Татьяну Горнюю — ей дано видеть скрытый в озере град. И всякий надеется на это чудо. Старушка опускает в трещину у берёзовых корней копеечку и куриное яйцо для загробных жителей, другая подсовывает под корягу холстину: обносились угодники… В каком я веке? На холмах вокруг Светлояра пёстро от паломников. Мой знакомый старовер Ульян вступает в спор с батюшкой. Из толпы выходит большой старик в лаптях и говорит о Христе: «Он — Слово, он — Дух». С виду обыкновенный лесной мужик с рыжей клочковатой бородой, а оказалось — «непоклонник, иконоборец, немоляка». Встречался Дмитрий Иванович с петербургским писателем Мережским, переписывается с ним, не соглашается: «Он плотского Христа признает, а, по-нашему, Христа по плоти нельзя разуметь. Коли Христос плотян, так он мужик, а коли мужик, так на что он нам нужен, мужиков и так довольно».
На обратном пути от Светлого озера к городу Семенову Дмитрий Иванович знакомит меня с другими немоляками, ложкарями-философами. Они увлечены «переводом» Библии с «вещественного неба на духовного человека» и верят, что, когда все прочтёшь и переведёшь, настанет вечная жизнь. Они спорят с заезжими баптистами, отказываются видеть в Христе реального человека. Чувствуя мой искренний интерес, младший из немоляк, Алексей Ларионович, открывает тайну, как они забросили богов деревянных, поняв, что «все Писание — притча». Взял Алексей Ларионович тайком от жены иконы, переколол их топором, сжёг, да ничего не произошло: «дрова — дрова и есть…» А в божницу опустевшую поставил свой ложкарский инструмент (на него по привычке крестится жена). Какие тайные подземные пути соединяют этих, лесных, и тех, культурных, искателей истинной веры! Сотни их, виденных мною, начиная от пустынника Петрушки и кончая воображаемым духовным человеком, разделённым с плотью этими немоляками, прошли у стен града невидимого. И кажется, староверский быт говорит моему сердцу о возможном, но упущенном счастии русского народа. «Обессиленная душа протопопа Аввакума, — думал я, — не соединяет, а разъединяет земных людей».
Вариант 2:
Моя поездка в невидимый град началась, когда я слышал много религиозных прений в Петербурге, решил поехать на Родину – в Орловскую губернию. В имение пришли сектанты.
На Волге – второй Родине, люди верят в невидимый град Китеж. В Уренских лесах живут внуки ссыльных стрельцов, которые хранят свою веру и крестятся еще двумя пальцами. Они читали священные книги, молились. Чтобы разузнать о них, получаю провожатым молодого Михаила Эрастовича. Тяжко достигли мы Пётрушки, который в отрочестве искал Бога. Он пребывал в яме, накрытой досками, при свечах читал книги, ему приносили скромную еду. Так он прожил двадцать семь лет. Староверы жаловались на попа.
В деревне Урень много разных направлений веры. Но верующими есть и люди ученные. Например, доктор, которого я повстречал и который направил меня к архиерею. Тот проповедовал мирянам днем на площади.
Существует невидимая церковь в душе человека. Каждый из путников верит в град Китеж. Мне рекомендуют выслушать праведницу Татьяну Горнюю, которая видит этот град в Светлом озере. Вокруг него очень много богомольцев, которые ведут споры о Христе. Дмитрий Иванович – простой крестьянин убеждал, что Бог – это Дух.
По пути назад от озера к городу он знакомит меня со своими друзьями-философами. Они заняты переводом Библии и думают, что когда ее всю прочитаешь и переведешь, получишь вечную жизнь. Староверы ведут дискуссии с баптистами, потому что не верят, что Христос – это настоящий человек. Алексей Ларионович объяснил мне, что они отреклись от деревянных богов, так как все Писание – есть притча. Попробовал он, чтобы жена не узнала, изрубил топором и сжег все иконы. Ничего не случилось. В божнице расставил свои инструменты, на которые и молится по привычке жена. Как связаны эти, деревенские, и те, цивилизованные, искатели настоящей веры! Многих видел я, начиная от праведника Петрушки и заканчивая духовной личностью. Быт староверов подсказывает моему сердцу, что русский народ мог быть счастлив, но упустил этот момент.
